Анатолий Иванович Богачкин
Уж давно отгремела
Та большая война.
Только в памяти нашей
Будет вечно она
МОЯ ЖИЗНЬ – СЛУЖЕНИЕ РОДИНЕ
Родился я 28 декабря 1924 года в Москве. Мое детство прошло в одном из московских дворов неподалеку от Крымской площади. В те далекие довоенные годы Москва преображалась. В домах появилось электричество, на фонарных столбах вместо свечей стали гореть яркие лампочки. С вводом канала им. Москвы Москва-река стала полноводной, ее набережные оделись в гранит, а вместо низких, узких мостов были построены новые. Булыжные мостовые покрылись асфальтом. На улицах среди кибиток и повозок, запряженных лошадьми, все чаще стали появляться автомобили. Была введена в строй первая линия метрополитена “Сокольники – Парк культуры”.
Изменился нравственный облик людей. Молодежь стремилась получить среднее образование (10 классов) или шла в профтехучилища, чтобы овладеть какой-либо рабочей специальностью. Все готовили себя к защите отечества, что выражалось стремлением каждого молодого человека сдать нормы комплекса ГТО (“Готов к труду и обороне СССР”) и стать “Ворошиловским стрелком”. Во дворах мальчишки играли в различные военные игры. В кинотеатрах шли фильмы военно-патриотического направления: “Чапаев”, “Мы из Кронштадта”, “Три танкиста”, “Граница на замке” и другие. По радио часто звучали военные марши. С особым уважением и любовью народ относился к командирам и бойцам Красной Армии. Патриотизм в стране был очень высоким.
Под влиянием этого я решил избрать военную профессию – стать защитником своей любимой Родины. 1 сентября 1940 года после окончания 7-ми классов в пятнадцатилетнем возрасте я поступил во 2-ю Московскую специальную артиллерийскую школу, которая размещалась на улице Пречистенка, 12, рядом с музеем А.С. Пушкина.
Такие спецартшколы были созданы в 1937 году по предложению наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова. Просуществовали они до 1946 года. Вначале в СССР их было 15: по пять в Москве и Ленинграде, четыре на Украине и одна в Ростове. В последующие годы было открыто еще пять. Подчинялись они Народному комиссариату просвещения. Положением о спецшколах учащимся (в обиходе их называли “спецы”) была установлена армейская форменная одежда. Она состояла из суконного кителя цвета хаки со стоячим воротничком, на который нашивались петлицы с эмблемой артиллерии, цифрой (номер школы) и буквами СШ. Китель дополняли суконные темно-синие брюки навыпуск с красным кантом. Кроме того, выдавались серая шинель, фуражка (зимой “буденовка” – суконный шлем) и черные ботинки.
Во 2-й Московской спецартшколе, несмотря на ее подчинение Наркомпросу, всегда царила военная атмосфера: учились только мальчишки; руководство школы, преподаватели (мужчины и женщины) носили военную форму; каждый день начинался с построения повзводно (класс – взвод), утренней поверки присутствующих, осмотра внешнего вида и развода на занятия. Заканчивался учебный день также построением повзводно и подведением итогов учебы. “Спецов”, которые в течение дня получили на занятиях неудовлетворительные оценки, выводили из строя и направляли в класс на доподготовку.
При обращении к учителю необходимо было сказать “Товарищ преподаватель”. Он обращался к ученику “Товарищ учащийся”. При входе преподавателя в класс дежурный по взводу подавал команду “Встать! Смирно!” и отдавал ему рапорт по установленной форме. На приветствие преподавателя взвод отвечал “Здрасьте”.
После команды учителя “Вольно! Садись!” дежурный повторял эту команду, и только тогда учащиеся садились. За опоздание на занятие учащийся получал предупреждение. Если это повторялось, то вызывали родителей и даже могли исключить из школы.
Сама школа считалась как артдивизион, командиром которого был кадровый командир Красной Армии. Он же являлся заместителем директора школы. Дивизион состоял из трех артбатарей. Первая батарея состояла из взводов 10-х классов, вторая – 9-х классов и третья – 8-х классов. Командирами взводов были преподаватели – классные руководители. Помощники командиров взводов и старшины батарей назначались из числа учащихся. Все это в совокупности имело большое воспитательное значение.
Программой обучения, помимо общеобразовательных предметов за среднюю школу, предусматривалась военная подготовка. Она проводилась в летний период в военных лагерях. Изучались основы стрельбы, артиллерийские приборы и материальная часть орудий. Занятия по предметам проводили опытные преподаватели. Некоторые из них ранее преподавали в кадетских корпусах. Военную подготовку проводили прикомандированные кадровые командиры Красной Армии.
Особое внимание уделялось строевой подготовке. Причиной тому было привлечение учащихся к участию в военных парадах, проводимых ежегодно на Красной площади в Москве 1 мая и 7 ноября. В двух парадах принимал участие и я. Это было 7 ноября 1940 года и 1 мая 1941 года. Тогда никто не предполагал, что первомайский парад окажется последним предвоенным. От школы в нем принимали участие 200 учащихся. При отборе участников парада особое внимание обращалось на личную строевую выправку и умение идти в шеренге из 20 человек. Тренировки проводились по два-три раза в неделю в течение апреля и октября. За подготовкой к параду внимательно следил командующий артиллерией Красной Армии Н.Н.Воронов.
1 мая 1941 года мы пришли на Манежную площадь. Нас построили в каре (построение в виде прямоугольника из десяти шеренг по 20 человек в каждой) среди других спецартшкол. На этой же площади разместились воинские части, а около Манежа стояли танки и артиллерия. На Красной площади находились участники парада от военных академий и училищ, а на трибунах знатные люди страны, передовики производства и сельского хозяйства, представители посольств.
В 9.55 на трибунах Мавзолея В.И.Ленина появились И.В. Сталин, члены Политбюро ЦК ВКП(б) и Правительства СССР, видные военачальники. Народ встретил их бурными аплодисментами.
В 10.00 раздался бой кремлевских курантов и из Спасских ворот для принятия парада выехал верхом на лошади Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. К нему навстречу для отдачи рапорта, также верхом на лошади, направился командующий парадом генерал армии И.В. Тюленев. После этого С. К. Тимошенко вместе с командующим парадом объехал все строи участников парада, поочередно здороваясь с ними. Затем поднялся на трибуну Мавзолея и произнес поздравительную речь.
По команде командующего парадом и под звуки марша сводного военного оркестра началось прохождение войск около Мавзолея и трибун. Дошла и до нас очередь. Мы шли по брусчатке Красной площади, четко чеканя шаг и строго выдерживая равнение в шеренгах. Поворот головы был направлен только на мавзолей В.И.Ленина. Мы видели стоявших там И.В. Сталина, В.М. Молотова, М.И. Калинина, С.М. Буденного, К.Е. Ворошилова и других видных людей нашей страны. Мы чувствовали одновременно волнение и гордость за оказанное нам, мальчишкам, доверие участвовать в военном параде.
Война внесла свои коррективы в действия спецартшколы. Предстоящий выезд в военный лагерь совместно с 1-м Московским артиллерийским училищем был отменен и проведен самостоятельно на окраине Москвы в Кузьминском парке. Проводился он по-военному, в строгом соответствии с утвержденным распорядком дня. Начинался с подъема по горну и заканчивался вечерней поверкой. Жили в палатках. Но с началом налетов немецких бомбардировщиков на Москву все изменилось. Было принято решение рыть глубокие траншеи, чтобы при бомбежках укрываться в них. Затем из-за опасения, что мы при бомбежках можем пострадать, нас на баржах переправили по Москве-реке и Оке в поселок Сельцы Рязанской области для продолжения лагерного сбора. Как оказалось, это было сделано своевременно, так как Кузьминский парк в последующем бомбили.
За то время, что «спецы» находились в Сельцах, враг значительно приблизился к Москве. Было принято решение о создании на западных окраинах Москвы, особенно в местах предполагаемого наступления противника, оборонительных сооружений. Поэтому во многих местах появились противотанковые рвы, установлены смонтированные из рельс ежи, врыты в землю с наклоном в сторону противника железобетонные балки. Кроме этого были натянуты проволочные заграждения, а мосты и берега рек – заминированы.
К оборудованию оборонительных сооружений широко привлекалось население Москвы. Поэтому, когда «спецы» вернулись в Москву, то вместо занятий их направили рыть противотанковые рвы в районе Гучково (сейчас Дедовск) Московской области. В дальнейшем на этом рубеже были остановлены немецкие танки. Они также перегружали снаряды и мины из товарных вагонов на армейские машины, отправлявшиеся сразу на фронт. Казалось бы, что в этом особенного? Однако небольшая оплошность при их переносе (уронил, задел за что-то) могла привести к непредсказуемым последствиям. Кроме того “спецы” охраняли стратегические продовольственные склады в Лужниках, а во время бомбежек дежурили на крышах домов, чтобы вовремя сбрасывать падающие с вражеских самолетов “зажигалки”. Позднее за участие в строительстве оборонительных сооружений они были награждены медалями “За оборону Москвы”.
Занятия в школе начались только в начале октября 1941 года. В связи с тем, что родители многих “спецов” были призваны в армию или эвакуированы на восток вместе с предприятиями, при школе, но в помещении рядом находящегося музея А.С.Пушкина, был организован интернат. Там оставшиеся без родителей и нуждавшиеся в опеке учащиеся жили и питались.
Откровенно говоря, уже тогда каждый из “спецов” был готов вступить в народное ополчение, чтобы с оружием в руках встать на защиту Москвы. Все ждали решения правительства. И оно пришло. Только вместо отправки на фронт весь личный состав всех московских спецартшкол был эвакуирован на восток для продолжения учебы.
Это было дальновидное решение: в последующие годы школы подготовили и направили в артиллерийские училища достойное пополнение. Большинство выпускников приняли участие в военных действиях на завершающем этапе Великой Отечественной войны и полностью оправдали возложенные на них правительством надежды.
Вечером 16 октября 1941 года мы собрались по-походному с рюкзаками за спинами у здания школы на улице Пречистенка. В ночь на 17 октября направились пешком через всю Москву к Казанскому вокзалу. В это время в Москве была объявлена воздушная тревога. Часть спецшкольников спустилась в метро и прошла весь путь по шпалам туннеля от станции “Кропоткинская” до станции “Красные Ворота”. Другие, в том числе и я, шли по безлюдным темным улицам Москвы. Вокруг слышались выстрелы из зенитных орудий и гул летящих немецких самолетов, а по небу сновали в разные стороны лучи прожекторов.
По прибытии на Казанский вокзал нас подвели к товарному эшелону и разместили из расчета по два взвода “спецов” в одном вагоне. Для перевозки людей в каждом вагоне по обе стороны от больших раздвижных дверей были оборудованы сплошные двухъярусные деревянные нары. В центре вагона была установлена металлическая печь – “буржуйка” с трубой, выходящей через крышу наружу.
17 октября, вечером, эшелон отправился в путь. В первую же ночь нашего передвижения немецкая авиация бомбила железнодорожный узел, который предстояло проехать. По этой причине простояли несколько часов на месте в ожидании восстановления путей. Мы двигались в потоке других эшелонов, в которых перевозилось оборудование заводов, эвакуированных на восток. А навстречу – на запад один за другим шли эшелоны с войсками, танками, артиллерией и машинами. Во время движения мы питались сухим пайком. Три раза на станциях крупных городов, где были оборудованы специальные пункты продпитания для войск, проезжавших в эшелонах на фронт, мы получали горячую пищу.
В дороге находились две с половиной недели. Стояла глубокая осень. Было прохладно, и моросил дождь. А одежда на нас была летняя – фуражка, шинель, китель, брюки на выпуск, майка и трусы. Все почему-то считали, что война будет недолгой и мы вскоре вернемся назад. Никому даже в голову не приходила мысль, что школа пробудет в эвакуации несколько лет.
В начале ноября 1941 года эшелон со «спецами» прибыл в город Новосибирск. Затем каждая школа была направлена к своему месту назначения. Поэтому 2-я Московская спецартшкола прибыла в город Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Для ее учащихся началась новая казарменная жизнь.
Сначала нас разместили в одноэтажных бараках около шахты имени 7-го ноября, находившейся в 10 км от города. Несколько месяцев мы жили в них без каких-либо удобств. Умывались из рукомойников. Туалет был на улице. Чтобы не замерзнуть, дежурные по бараку круглые сутки топили печи углем, он был в изобилии. Спали на трехъярусных нарах. В сильные морозы “спецы”, находившиеся на нижних нарах, укрывались дополнительными одеялами. На верхних нарах, наоборот, было очень жарко. И те, кто располагались на них, спали в одних трусах. К тому же на потолке находилась уйма клопов, которые в ночное время “пикировали” на голые тела и не давали спать. На средних нарах условия были умеренные. Кормили нас регулярно, но однообразно. Почти каждый день в первом блюде и втором использовалась перловка. Учебные классы, столовая и спортзал также размещались в одноэтажных бараках.
Несмотря на трудности в быту, занятия проводились ежедневно. Большое внимание уделялось спорту. В школе работали секции гимнастики и борьбы. В выходные дни все учащиеся привлекались на лыжный кросс, а по вечерам устраивались танцы под радиолу или встречи учащихся с преподавателями, на которых первые могли задавать вопросы на любую тему, а последние отвечали.
Весной 1942 года спецартшколу перевели в Ленинск-Кузнецкий. Ей предоставили большое трехэтажное школьное здание, расположенное в городском парке. В нем имелось все: просторные учебные классы, светлые спальные помещения, столовая, спортивный и актовый залы, многочисленные подсобные помещения.
С переездом в это здание больше стало уделяться внимания военной подготовке. Тем более, что для этого были введены дополнительные специальные должности командиров батарей с назначением на них кадровых офицеров. С введением в армии погон они появились и на плечах “спецов” с артиллерийской эмблемой и буквами “2СШ”.
Каждый день для нас начинался с подъема в семь утра и обязательной зарядки. Затем завтрак, построение и развод на занятия. Занятия проводились до обеда. Во второй половине дня обязательная самоподготовка, свободное время, вечерняя поверка и отбой. Все это выполнялось по сигналу горна или звонка. Все передвижения осуществлялись строем.
Мы одновременно учились и работали. Помогали колхозам убирать урожай, спускались в шахты, разгружали вагоны с лесом. Были агитаторами в госпиталях и на предприятиях, пионервожатыми в школах, выступали с художественной самодеятельностью.
Любое поручение «спецы» выполняли с чувством ответственности. Каждый считал своим долгом сделать все возможное, чтобы помочь Родине и выполнить возложенные на него обязанности в срок. Это обосновывалось и требованием военного времени, когда большинство активного мужского населения ушло на фронт, а в тылу остались только дети, женщины и старики.
Был такой случай. Группу «спецов» направили в совхоз, чтобы помочь убрать урожай картофеля. По прибытии туда местное население решило нас сначала угостить. Каждому дали по большой кружке молока и белый хлеб. Мы давно такого не видели и были благодарны за угощение. После этого вышли в поле и приступили к работе. Через какое-то время неожиданно пошел дождь. Нам предложили прекратить работу, но никто не ушел.
В эти суровые военные годы руководством школы и преподавателями делалось все, чтобы подготовить нас всесторонне и направить в артиллерийские училища достойное пополнение. Мы были одеты и обуты, в меру накормлены. Наряду с общеобразовательными предметами изучали материальную часть артиллерии, артприборы, правила стрельбы, тренировались в стрельбе из стрелкового оружия. Устраивали нам и тревоги с марш-бросками. Много внимания уделялось спорту. Школа имела духовой и струнный оркестры, хор. Работали кружки – драматический, возглавляемый заслуженным артистом РСФСР Торским, и хореографический, который вела балерина Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова Семенова. Устраивались викторины и вечера отдыха. Школа для нас была родным домом. В ней нам всегда было тепло и уютно.
В песне, которая родилась в этой школе, есть такие строки:
В бою, походе, поле
Я вспомню о спецшколе,
Которой отдал юные года.
Мне все в ней дорогое,
Все близкое, родное,
Ее я не забуду никогда.
Этот уют для нас создавали обыкновенные советские люди, преданные своему делу и имевшие большое сердце. Они учили нас идти по жизни твердой поступью, быть всегда обязательными, прямыми и честными, преданными своему народу, любить Родину, а если потребуется, то отдать за нее жизнь. Им вечная сыновняя благодарность. Конечно, все они заслуживают того, чтобы назвать их имена. Но это будет очень длинный список. А перечислить только некоторых из них, будет несправедливо по отношению к другим. В то же время, имя одного человека заслуживает того – это директор школы, Зиновий Эфраимович Крейн, которого “спецы” ласково называли “папа Крейн”.
В период с 1937 по 1946 гг. 2-я Московская специальная артиллерийская школа подготовила и направила в военные училища 1550 человек. Половина из них (выпускники 1938 -1943 годов) участвовали в Великой Отечественной войне на должностях командиров взводов, батарей, дивизионов и даже артиллерийских полков. Каждый второй погиб. Семь ее выпускников стали Героями Советского Союза: В.Л. Говоров, М. А. Либман, С.А. Микоян, С.М. Новичков, Н.С. Прохоренко, В.С. Самсонов, Т.М. Фрунзе. В ней учились Василий Сталин и Артем Сергеев (приемный сын И.В. Сталина), а также “спецы”, которые в дальнейшем стали занимать высокие военные посты: генерал армии В.Л. Говоров, генерал-полковники В.Н. Кончиц и Ю.М. Потапов, генерал-лейтенанты С.С. Шорников, П.П. Круглов, А.И. Суэтин, Ю.Д. Куликов. Всего получили генеральское звание 34 выпускника. Многие стали полковниками. Некоторые после войны перешли на гражданку, защитили докторские и кандидатские диссертации, стали профессорами и доцентами.
В Москве на улице Пречистенка, 12 сейчас находится учебное заведение. В нем на втором этаже расположен музей боевой славы 2-й Московской специальной артиллерийской школы. История его создания приходится на середину 60-х годов прошлого века. В то время я проходил военную службу в штабе Московского военного округа в отделе военно-учебных заведений. Одним из направлений его деятельности была военно-патриотическая работа с молодежью в образовательных учреждениях. Безусловно, мне было интересно узнать, как она проводится в учебном заведении, где до войны размещалась 2-я Московская спецартшкола и по возможности чем-то помочь. Осенью 1964 года я отправился туда и встретился с ее директором Инной Михайловной Тепловой. В беседе с ней я подробно рассказал о нашей спецартшколе. Затем предложил провести встречу «спецов» в первых числах мая 1965 года по случаю празднования 20-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне. Она с энтузиазмом откликнулась на это предложение и сделала все возможное для достойного ее проведения. На эту встречу, помимо «спецов», были приглашены бывшие преподаватели спецартшколы, а также родители и близкие родственники погибших на войне наших однокашников.
Наступил долгожданный день встречи. Перед входом в школьное здание собрались преподаватели и большая группа учеников с букетами цветов. Начали появляться и гости – «спецы». К ним стали подбегать девчонки и мальчишки, вручать им цветы и поздравлять с Днем Победы. Число гостей росло с каждой минутой. Вскоре они заполнили все пространство перед школой. С радостными лицами «спецы» встречали своих учителей, обнимали друг друга, делились своими фронтовыми и жизненными воспоминаниями. Многие из них не виделись более двадцати лет. А в это время в разных местах, неподалеку от них, стояли родители и близкие родственники погибших на войне ребят и в их глазах были невольные слезы. Эта встреча произвела большое впечатление и на преподавательский состав учебного заведения, который воочию увидел настоящую мужскую дружбу, зародившуюся в далекие школьные дни. У них появилось невольное желание более тесно познакомиться со «спецами» и чаще встречаться.
После этого состоялось торжественное собрание. Минутой молчания помянули «спецов», отдавших жизнь за Родину. Начались выступления. «Спецы» с благодарностью вспоминали годы учебы в спецартшколе, тепло отзывались о преподавателях, рассказывали о своем участии в боях и бессмертных подвигах своих друзей, павших на полях сражений, благодарили руководство учебного заведения за организацию этой встречи.
На этом собрании избрали совет ветеранов и приняли решение – ежегодно проводить праздничные встречи по случаю Дня Победы и Дня ракетных войск и артиллерии. Была также открыта временная мемориальная доска с именами погибших на войне «спецов». В заключение директор учебного заведения сообщила о создании специального совета преподавателей, который будет заниматься вопросами, связанными с проведением мероприятий по организации встреч «спецов» и сбором материалов о деятельности 2-й Московской спецартшколы и участии ее выпускников в Великой Отечественной войне. Это был и как призыв, на который с готовностью откликнулись буквально все родственники погибших ребят. Они стали приносить их фотографии, письма с фронтов, грамоты, дневники, рисунки и даже боевые награды. Большую активность проявили и «спецы».
Ввиду поступления большого количества материалов, на школьном совете преподавателей было принято решение о создании музея боевой славы 2-й Московской спецартшколы. Это стало дополнительным толчком к участию «спецов» в его создании. Особый вклад внес выпускник 1941-го года Юрий Ряховский. Он подготовил макет будущего музея и специальное панно с изображением на нем офицеров – артиллеристов во время боевых действий. Необходимо отметить и большой вклад в создание музея бывшего заместителя директора 2-й Московской спецартшколы по военной подготовке полковника в отставке Е.И. Левита, ставшего впоследствии военруком в этом учебном заведении.
Музей был открыт в мае 1966-го года, а 18-го ноября 1985 года Министерством культуры РСФСР ему было присвоено почетное звание «народный». Кроме музея в Чертольском переулке рядом со школьным зданием была установлена стела с надписью: “Воспитанникам Московских специальных артиллерийских школ, проявившим мужество и героизм в Великой Отечественной войне”. Авторами стелы являются скульптор С.А. Коломойцев и художник Ю.В. Ряховский – выпускники спецартшколы. А разрешение на установку этой стелы от московского правительства добились также выпускники нашей спецартшколы генерал-лейтенанты С.С.Шорников и А.И.Суэтин. Позднее стела была зарегистрирована, как памятник культуры, связанный с Великой Отечественной войной, и взята под охрану государства.
Прошло много лет с момента открытия музея, но работа по его совершенствованию продолжается. Особое внимание уделяется поиску «спецов», пропавших без вести. Уже много лет этим вопросом занимаются выпускники нашей спецартшколы В.Г. Дергачев и Б.В. Малухин.
По сей день «спецы» ежегодно собираются здесь в начале мая и 19 ноября. Всегда проводятся торжественные линейки с выносом знамени 2-й Московской спецартшколы в сопровождении почетного караула, возлагаются цветы у мемориальной доски и стелы, проводятся торжественные собрания, организуются встречи «спецов» с учащимися по классам. И каждый раз учащиеся выступают перед ветеранами со своими запоминающимися концертами.
Но вернемся в прошлое. Первый выпуск “спецов” в Ленинск-Кузнецком был в июне 1942 года. 14 июля 1943 года состоялся выпуск нашего набора. Мы радовались получению среднего образования, завершению учебы и началу новой, армейской жизни. Руководство школы по этому поводу устроило для нас банкет, а вечером состоялся бал, на который были приглашены гости – ученицы из других школ. На следующий день, 15 июля, с оркестром и песнями мы прошли в последний раз через весь город на вокзал.
Основная масса выпускников (более 100 человек) была направлена в Сумское артиллерийское училище имени М.В.Фрунзе. В то время оно находилось в Ачинске Красноярского края и размещалось в казармах довоенной постройки. По прибытии туда нас построили на плацу. Через некоторое время появился начальник училища генерал-майор Л.И. Дульщиков. Он произвел на нас хорошее впечатление своей военной выправкой и тактичностью обращения с подчиненными. Его награды и поседевшая голова свидетельствовали об участии в боевых действиях и многолетней службе в рядах Красной Армии. Свое знакомство с нами он начал с просмотра умения ходить в строю. Мы прошли мимо него, чеканя шаг, как когда-то в Москве на Красной площади. Затем еще раз, но с песнями. За хорошую строевую подготовку он нас поблагодарил.
Как показало наше дальнейшее пребывание в училище, строевой подготовке, а точнее хождению в строю, придавалось особое значение. По приказу начальника училища все передвижения курсантов на занятия, в столовую, на проводимые общие мероприятия должны были осуществляться только в строю и с песней. Такое решение положительно сказывалось на состоянии дисциплины в училище.
После проведения смотра всех разбили на взводы и направили в различные батареи. Мы стали курсантами училища. Прибыв туда, сдали старшине “спецовскую” одежду и получили курсантскую. Нам выдали нижнее белье (рубашку и кальсоны), гимнастерку, бриджи, пилотку, ботинки и обмотки. К последним мы не сразу привыкли. Чуть что, они сваливались с ног и тянулись шлейфом сзади.
Я попал с группой “спецов” в 23-й взвод (командир взвода лейтенант Н.Г. Шамов) 3-й батареи (командир батареи капитан Г.А. Безденежных). Это были наши первые командиры в начинавшейся для нас военной службе. В то далекое время мы их считали своими “отцами” – наставниками. В нашей памяти они оставили о себе самые теплые воспоминания. Хотелось бы сказать добрые слова обо всех офицерах училища. Независимо от их звания и занимаемой должности, каждый был подтянут и тактичен в обращении друг с другом и с курсантами, крики и раздражительность не допускались. Такое поведение имело большое воспитательное значение для курсантов – будущих командиров Красной Армии.
В то тяжелое военное время каждое училище должно было по возможности самостоятельно обеспечивать себя продуктами питания, кормами для скота, дровами. Поэтому неудивительно, что наше пребывание в училище началось не с учебы, а с выезда на целый месяц на подсобное хозяйство для уборки картофеля, моркови и свеклы. Но по прибытии туда офицер, который там руководил полевыми работами, назначил меня и еще одного курсанта постоянными дневальными. В наши обязанности входило следить за выполнением установленного распорядка дня, подавать вовремя сигналы о начале и конце работ, приводить лошадей офицерскому составу. Обращение с лошадьми позволило мне и моему напарнику самостоятельно овладеть верховой ездой.
За время нашего нахождения на подсобном хозяйстве в училище была составлена специальная программа для подготовки бывших “спецов”, с учетом тех знаний, которые они ранее получили в специальной артиллерийской школе.
Наконец начались занятия. Они проводились по 8 часов в день. Мы изучали материальную часть 76-мм пушки и 122-мм гаубицы, которые находились на вооружении дивизионной артиллерии, а также правила стрельбы из этих орудий прямой наводкой и с закрытых огневых позиций. Учились готовить снаряды к стрельбе. Нас основательно тренировали в подготовке расчетных данных для ведения огня глазомерным способом и по топографическим картам. Одновременно мы изучали устройство и порядок работы с артиллерийскими приборами, переносными радиостанциями и полевой телефонной связью. Учились верховой езде на лошадях, умению ухаживать за ними и запрягать.
Многие занятия, особенно по тактике и топографии, проводились в полевых условиях, невзирая на погоду. Иногда было холодно, и даже очень. Ведь тогда нам не выдавали теплых свитеров и носков: все направляли на фронт. Были и такие случаи, когда лицо покрывалось мелкими ледяными каплями от дождя.
Свободное время предоставлялось только вечером. Но за день так намотаешься, что хотелось просто лечь и отдохнуть. Иногда по воскресеньям отпускали в увольнение в город. Так как в Ачинске особых достопримечательностей не было, то предоставленное время обычно уходило на хождение по городу или посещение кинотеатра.
Нам тогда было по восемнадцать лет. В этом возрасте и при той ежедневной учебной нагрузке в полевых условиях постоянно хотелось есть. А питания не хватало. В основном нас кормили картошкой и капустой, выращенными в подсобных хозяйствах училища, с добавлением американской баночной тушенки. Поэтому некоторые курсанты, кому помогали деньгами из дома, покупали дополнительно молочные продукты на рынке.
В связи с этим со мной произошел забавно-печальный случай. В то время ко мне неплохо относился старшина нашей батареи. Несмотря на разницу в возрасте, он со мной делился и рассказывал о своей довоенной жизни, об участии в боях, интересовался нашей спецартшколой, иногда советовался со мной. Его хорошо знали многие жители военного городка.
В один из выходных дней он пригласил меня на день рождения к своей знакомой. Я согласился, тем более, что она проживала в военном городке и, что особенно важно, работала поваром в одной из столовых. Когда мы пришли, нас встретила милая стройная женщина лет двадцати пяти. Занимала она небольшую удлиненную комнату, в которой из мебели были только стол, стулья, шкаф, диван и детская кроватка. С ней находилась ее четырехлетняя дочка. Муж погиб на фронте. Несмотря на скудную обстановку, стол был накрыт в соответствии с возможностями повара столовой того времени.
Хозяйка пригласила нас к столу. Выпили за нее и ее девочку, подняли тост за отдавших жизнь за Родину фронтовиков. Потом слушали воспоминания старшины, немножко танцевали. Незаметно пролетело время, и мы вынуждены были уйти, чтобы успеть к вечерней проверке. Прощаясь, хозяйка просила не забывать ее. А после того как мы вышли, старшина сказал: “Зайди к ней, ты ей понравился”.
Я воспользовался этим приглашением и как-то вечером зашел к ней. Она с радостью встретила, угостила пирогом, напоила чаем. Потом стала рассказывать о своей жизни. Через какое-то время уложила дочку в кроватку и сказала: “Посидим пока на диване. Она скоро уснет”. Я понял, что означают ее слова, но промолчал и продолжал стоять. Что-то меня сдерживало. В таком положении я оказался впервые в жизни. И никак не мог преодолеть моральный рубеж своей невинности. Она поняла мое замешательство, встала и разочарованно посмотрела на меня. После этого снова предложила выпить чаю. Я отказался, поблагодарил за угощение и ушел. Больше мы не встречались.
1 декабря 1943 г. мы все участвовали в торжестве по случаю 25-летия училища. За большие заслуги в подготовке офицеров-артиллеристов оно было награждено орденом Красного Знамени и после этого стало называться Сумское Краснознаменное артиллерийское училище им. М.В.Фрунзе.
В феврале 1944 года наш 23-й взвод был неожиданно направлен за тридцать километров от Ачинска на лесоповал для заготовки училищу дров. Место очень красивое, холмистое. Вокруг лес, а в низине небольшой населенный пункт. Мы разместились в одном из домов и приступили к работе. Большинство курсантов взвода занимались спиливанием деревьев, очисткой их от сучков и распиливанием. Остальные грузили дрова на сани и с помощью лошадей отвозили на склад. Казалось все ясно и просто. Но так как взвод состоял из москвичей и курсанты до этого не обращались с лошадьми, то им необходимо было предварительно научиться, как их запрягать и управлять ими. В числе тех, кому пришлось это осваивать, был и я. В мое распоряжение был выделен жеребец по кличке «Мотор». Он отличался от других лошадей своим особым норовом – упрямством. Однако со мною вел себя нормально, а в случившемся экстремальном положении даже выручил.
Каждый трудовой день начинался с раннего утра. Я запрягал Мотора в сани и вместе с ним, не спеша, двигались по пологому подъему на лесоповал. Там загружались дровами и везли их на склад. Чтобы сократить путь, использовали крутой и довольно опасный спуск. От многократного движения по нему его поверхность напоминала лестницу с длинными ступеньками. Когда преодолевали спуск, то лошадь по отношению к саням всегда находилась на ступеньку ниже, а само движение было скачкообразным. Каждый раз когда сани сползали с одной ступеньки на другую, лошадь необходимо было сдерживать. Чтобы обеспечить надежность спуска, следовало на правый или левый полоз саней предварительно надевать цепь с крупными звеньями и снимать ее после спуска.
Однажды я решил преодолеть этот спуск без цепи. Сначала все шло благополучно. На каждой ступеньке я вовремя сдерживал Мотора. Однако скорость движения постепенно увеличивалась. А в конце спуска конь сорвался, перешел в галоп и остаток пути преодолел за считанные секунды. Спасло то, что конь не споткнулся и впереди начался подъем. Этот поступок мог бы закончиться плачевно. Больше я не рисковал. Работа на лесоповале позволила мне приобрести дополнительные навыки в обращении с лошадьми.
Шло время. Наступила весна 1944 г. К тому времени большая часть Украины была освобождена от немецких захватчиков войсками Красной Армии. Из Москвы поступило распоряжение вернуть училище на первоначальное место его дислокации, в город Сумы. Снова “спецы” в пути после трехлетнего пребывания в Сибири, опять в товарных вагонах; но только на этот раз мы ехали в обратном направлении – на запад.
Мы прибыли в город Сумы и разместились в ранее принадлежавших училищу строениях бывшего кадетского корпуса. По сравнению с казармами города Ачинска Красноярского края, нам предоставили большие светлые помещения с высокими потолками. Вместо нар у каждого была своя кровать. Улучшилось питание: появились овощи, а в дальнейшем и фрукты.
После проведения генеральной уборки в помещениях начались регулярные учебные занятия. Они продолжались до конца ноября. В этот период я стал членом ВКП(б). 1 декабря 1944 г. состоялся выпуск бывших воспитанников 2-й Московской спецартшколы и некоторых групп фронтовиков. Всех одели в офицерское обмундирование и построили на плацу. Был зачитан приказ о присвоении каждому офицерского звания “младший лейтенант”. Учеба в училище закончилась. Ждали отправки на фронт.
В числе группы выпускников меня направили в Гороховецкие лагеря Горьковской (сейчас Нижегородской) области. Там назначили на должность командира взвода управления (КВУ) в одну из маршевых артбатарей, готовившихся к отправке на фронт.
Мое вступление в должность началось со знакомства с командиром батареи старшим лейтенантом Александром Васильевичем Попковым, 1923 года рождения. Он был родом из Башкирии. До этого уже находился на фронте и участвовал в боевых действиях. Во время встречи он объяснил, что сейчас идет формирование нашей батареи. Она гаубичная и состоит из четырех 122-мм орудий. Перевозка их будет осуществляться с помощью трехосных американских автомобилей марки “студебеккер”. Затем указал на одну из землянок и сказал: “Зайди туда. Там формируется твой взвод”. Я подошел к той землянке и вошел в нее. Она представляла собой длинный барак, частично закопанный в землю. Посредине в два ряда были оборудованы двухъярусные нары. Из небольших окон проникал тусклый дневной свет. В противоположной стороне землянки топилась печь, но было прохладно. Около печи толпились солдаты в шинелях и шапках. Это были бойцы моего взвода.
Я подошел к ним и представился. Завязалась беседа. Позже я получил о них достаточное представление. Только четверо были моего возраста или моложе на один год, остальные старше и намного. Среди них были русские, украинцы и грузины. Некоторые в прошлом были уголовниками и имели сроки по судимости от трех до восьми лет. Двое ранее находились в плену, но бежали. Так как в обязанности взвода управления входило ведение разведки и передача на артбатарею команд для ведения огня, то двое из них были радисты, трое связисты, остальные разведчики.
В последующие дни проводилось сколачивание батареи, проверка работы приборов и аппаратуры, тренировки. В конце декабря батарею погрузили в эшелон и отправили на фронт. Путь проходил по Московской области. На одной из станций, недалеко от Москвы, эшелон остановился и должен был простоять четыре часа. Это было 28 декабря 1944 года. В этот день мне исполнилось двадцать лет. Я решил позвонить в Москву соседям по дому, чтобы они сообщили о месте моего нахождения маме, в надежде на ее приезд ко мне. Четыре часа прошли, но она не появилась. В дальнейшем из ее письма я узнал, что, получив это сообщение, она сразу же поехала на рынок, чтобы купить для меня “вкусненького”. И только после этого отправилась на указанную мной станцию. Но когда приехала, эшелона не оказалось: опоздала. В расстроенных чувствах она вернулась домой и все время переживала, что не повидала сына, отправлявшегося на фронт. После этого раз в неделю она ходила в церковь, чтобы поставить свечку за мое благополучие на фронте.
9 января 1945 г. мы прибыли в пункт назначения, который находился километрах в тридцати от линии фронта. Быстро выгрузились, отгоняя машины с орудиями для маскировки на опушку ближайшего леса. Там нас встретили представители артиллерийского дивизиона, в состав которого мы должны были войти.
С наступлением сумерек мы тронулись в путь. Нам предстояло за ночь в полной темноте (запрещалось даже включать на машинах фары, оборудованные светомаскировочными устройствами) проехать оставшийся путь до линии фронта. На всем пути следования стояли патрули, которые следили за соблюдением войсками светомаскировки и строго наказывали нерадивых, вплоть до расстрела.
К утру 10 января 1945 года наша батарея переправилась по наплавному мосту через реку Висла, заняла огневую позицию на Сандомирском плацдарме и была готова в любую минуту к открытию огня по противнику. После этого командир батареи и я вместе с разведчиками, радистом и связистом направились на наблюдательный пункт. Установили связь с пехотой и начали готовить расчетные данные для стрельбы во время предстоящего наступления.
Так начался мой боевой путь. Я воевал в составе девятой артбатареи третьего артдивизиона 314-го гаубичного артиллерийского полка 149-й стрелковой дивизии 3-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта. Моя должность КВУ артиллерийской батареи обязывала постоянно находиться на переднем крае вместе с командиром батальона пехоты и по его просьбе, а то и по своей инициативе, вызывать и направлять огонь своей батареи по противнику. Особая ответственность лежала на мне во время наступления пехоты. Задача состояла в том, чтобы вовремя обнаружить огневые точки противника и как можно быстрее подавить их огнем своей батареи, тем самым обеспечив живучесть пехоты.
Утром 12 января 1945 года началось наступление, которое вошло в историю как Висло-Одерская операция. Во время артиллерийской подготовки наша батарея вела огонь по заранее определенным огневым точкам противника. Затем войска перешли в наступление и стали продвигаться на запад. А нашу батарею вывели на шоссе для представления командиру полка. Так я познакомился с майором Ф.С. Удовенко, который им командовал, и некоторыми его заместителями. Во время этой процедуры я невольно обратил внимание на находившуюся неподалеку на шоссе и сидевшую верхом на белом коне женщину в военной форме. Как оказалось, это была медсестра одной из артбатарей и законная жена командира полка. В какой-то момент в небе неожиданно появился самолет противника. Кто-то крикнул: «Воздух! Ложись!» По этой команде некоторые сразу легли на землю. А что касается медсестры, то она спокойно, не слезая с коня, лишь съехала с шоссе и укрылась под деревом. Я тогда невольно подумал – если в такой обстановке так ведет себя молодая женщина, то как себя должен держать мужчина?
После знакомства с командованием полка наша батарея также стала продвигаться на запад вслед за пехотой. Вскоре стало смеркаться. Заночевали в польской деревне. Утром прошел слух о гибели семи пехотинцев. Во время обстрела противником они находились в сарае. Один из снарядов пробил крышу и осколками поразил всех, кто в нем находился. Это были первые жертвы, с которыми я встретился на войне. В детстве я боялся покойников и если слышал похоронную музыку, то невольно бежал домой и прятал голову под подушкой. Сейчас я был старше и находился на войне. Преодолевая гнетущее состояние, я вошел в сарай. Убитые валялись в разных позах. От увиденного появилась жалость, страха не было. Вероятно, в детстве на меня действовал обряд похорон и особенно траурная музыка.
В тот же день произошел мой первый бой. На одной из высоток находились немцы. Они заранее подготовились к обороне, для чего на высотке и за ней вырыли траншеи в полный рост человека. Имелись также огневые позиции для минометов.
Приказано было эту высотку взять. Наша пехота сосредоточилась перед ней в лесу. После обстрела немецких позиций нашей артиллерией, она начала атаку и успешно заняла первые две траншеи. Перед третьей траншеей, которая находилась в глубине обороны, завязался встречный бой. В этот момент я, два разведчика и радист перебежали в первую из захваченных траншей, чтобы при необходимости поддержать пехоту огнем артиллерии. Но этого не потребовалось, так как пехота успешно справилась сама.
Вечерело. Мы оставались на высотке. Вдали раздавались автоматные очереди. Вдруг один из моих разведчиков, который раньше был в плену у немцев, запаниковал. Он стал меня убеждать, что сейчас будут атаковать немцы и нам надо срочно отсюда убираться. Он был в сильном возбуждении, вспомнив, наверное, то время, когда попал в плен. Слышать это было очень неприятно и потребовалось достаточное время, чтобы убедить его в обратном.
Спустя несколько дней он и его напарник, который тоже был ранее в плену, дезертировали. Потом я их случайно увидел среди солдат, которые служили в артиллерии большой мощности. Они сбежали туда, чтобы находиться подальше от переднего края. Это был единственный случай проявления трусости и дезертирства в моем подразделении. Остальные солдаты взвода оставались со мной до конца войны, воевали мужественно и стойко.
Под натиском наших войск немцы отступали, оказывались в окружении и сдавались в плен. Но бывали отдельные случаи, когда наши воины в плен их не брали и расстреливали на месте. Причиной тому послужили бесчинства, которые немцы творили при отступлении на Украине и в Белоруссии. Они убивали детей, женщин и стариков, сжигали целиком поселки и деревни, забивали скот. Однако такая месть с нашей стороны обошлась нам “боком”: немцы перестали сдаваться в плен и стали оказывать большее сопротивление. Только после приказа И.В.Сталина брать немцев в плен, положение изменилось к лучшему.
По-особому относились к нам поляки. Одни доброжелательно, другие нас ненавидели (некоторые из них, бывало, подмешивали в пищу, особенно в спиртное, отраву, о чем нам было известно). Во время наступления наших передовых частей по территории Польши многие поляки прятались от нас в лесах. Как-то я и мой разведчик, проходя через деревню, зашли в один из домов. В нем находился только один старик. Посреди комнаты стоял стол с яствами. Мы спросили его, что это значит, и где находятся его домочадцы. Он ответил, что все это приготовила его жена для первых русских, которые войдут в их дом. Но из-за боязни вся его семья прячется в лесу. Мы не отказались от угощения, но, на всякий случай, приступили к трапезе только после того, как все блюда перепробовал сам хозяин.
Свои особенности имело продвижение по Польше: земля была покрыта снегом, стояли январские морозы. Весь путь преодолевали, как правило, пешком. Вражеские части хоть и отступали, но иногда оказывали сопротивление. Однажды мы шли с пехотой по открытому полю. Внезапно нас стали обстреливать немецкие танки, которые были замаскированы на опушке рощи. Конечно, это заставило бойцов преодолевать остаток пути бегом. Были жертвы.
Продвигались днем, а с наступлением темноты останавливались в населенных пунктах, которые оказывались на нашем пути. Для ночлега использовали местные дома, хаты и сараи. Спали, как правило, на полу и в одежде. Конечно, не все местные жители радушно встречали незваных гостей на ночлег, но и не отказывали: шла война.
Однако и ночи не всегда проходили спокойно: были тревоги, а иногда непредвиденные случаи. Как-то вместе с пехотинцами заночевали в хате, где находилась только хозяйка. Она улеглась на кровати, остальные – на полу. Когда все уснули, один из офицеров подполз к кровати и улегся с хозяйкой. Она его приняла. Через некоторое время офицер вернулся на свое место а в сторону кровати одновременно поползли два бойца. Так как в хате было темно, то они столкнулись, и между ними произошел разговор.
«Ты кто?» – спросил один другого.
«Рядовой Петров» – ответил тот.
«А я ефрейтор. Уступи дорогу старшему!»
Наши войска стремительно продвигались на запад и вскоре пересекли границу Польши с Германией. Чтобы определить, что мы оказались на немецкой земле, не надо было искать пограничных столбов. Достаточно было взглянуть на постройки в поселениях. Если в Польше (да и в России тоже) в деревнях стояли обычные, вросшие в землю бревенчатые и покрытые соломой хаты, то в Германии, как правило, были выстроены двухэтажные кирпичные коттеджи с крышами из черепицы и полуподвальными помещениями из бетона, где размещались кухня и хранилище для продуктов. Строили с учетом возможного использования в военное время. Около некоторых из них были гаражи и скотные дворы. Наши солдаты, особенно из деревень, с восхищением смотрели на эти сооружения. Но, вспомнив о том, как немцы, отступая, сжигали их хаты на Украине и в Белоруссии, невольно в отместку выбирали и поджигали два-три самых дорогих, на их взгляд, дома (считали, что они принадлежат богатым). Поэтому после прохождения наших войск через такие населенные пункты, пахло гарью, и стоял дым.
Шли мы быстро, изредка задерживаясь на отдельных рубежах, чтобы сломить сопротивление противника. А это требовало тесного взаимодействия нас, артиллеристов, с пехотой. Поэтому я всегда старался как можно быстрее связаться с командиром батальона, которому на данный момент придавалась наша батарея.
Однажды я был направлен в батальон, который вел бой с противником на подступах к реке Одер. При встрече с командиром батальона я обратил внимание на его неадекватное поведение. Он постоянно нервничал и часто произносил только одну фразу: “Меня сегодня повезут”. Это можно было объяснить по-разному: боязнью, растерянностью из-за отсутствия фронтового опыта или предчувствием чего-то неизбежного. Судя по его внешнему виду, на фронте он был впервые, а в должности фронтового командира батальона не более двух-трех недель.
В то время каждый фронтовик, имевший награды, как правило, носил их на гимнастерке. Он ими гордился. Награды придавали ему некий ореол славы и вместе с тем вызывали уважение и доверие к нему, как к наиболее опытному товарищу по оружию. У этого командира батальона с капитанским званием наград не было. Следовательно, можно было предположить, что до этого он проходил службу в тылу. Кроме того, каждый командир батальона, в отличие от подчиненных ему офицеров, всегда отращивал бороду (по крайней мере, так было принято в нашей дивизии). Сбривал ее только в случае ранения. По длине бороды можно было судить о времени благополучного пребывания его в этой должности на фронте. Однако из перечисленных выше причин его неадекватного поведения основным оказалось предчувствие. Чтобы оценить обстановку для предстоящей атаки, он смело вышел на опушку рощи и сразу же был сражен пулей немецкого снайпера…
В начальный период нашего продвижения по Германии вплоть до реки Одер мы не встретили ни одного немецкого жителя. Пропаганда о якобы имевших место зверствах русских солдат была настолько велика, что все население уходило на запад, оставляя свои дома и все имущество нетронутыми (иногда более ценное закапывали в землю). Продвигаясь по немецкой земле, мы могли войти в любой дом: он не был закрыт на ключ. В каждом доме был порядок. Создавалось такое впечатление, что хозяева вышли ненадолго и вот-вот должны вернуться. Только после форсирования реки Одер стали появляться отдельные жители.
Безусловно, оставшиеся в своих домах немцы под воздействием такой пропаганды были готовы ко всему. В связи с этим однажды произошел такой казус. Один из моих разведчиков во время преодоления открытой местности попал под минометный обстрел. Естественно, ради спасения он ускорил бег в силу своих возможностей. Кто это испытал на себе, знает, что после такого напряженного бега все пересыхает в горле и очень хочется пить. Поэтому, когда он вбежал в первый попавшийся дом и неожиданно увидел там немецких женщин, крикнул: “Дайте пить!” Вид у него был зверский. Немки, увидев русского солдата, по-своему поняли его слова, подкрепленные его видом. Одна из них быстро разделась и легла на кровать. Для разведчика это также оказалось неожиданностью. Но он (чего греха таить на войне бывало всякое) воспринял это как особую форму “гостеприимства” и воспользовался предложением. Затем жестом руки показал на водопроводный кран и снова сказал: “Дайте пить!”. Желание его было выполнено немедленно под грустный смех понявших свою оплошность немок.
149-я стрелковая дивизия продолжала с боями продвигаться вперед. В начале февраля 1945 года она дошла до реки Нейсе и заняла оборону по ее восточному берегу. Одновременно в районе населенного пункта Гросс-Гастрозе захватила плацдарм. Для его удержания туда были направлены несколько стрелковых батальонов и 76-ти миллиметровые пушечные батареи 314-го гаубичного артиллеристского полка. Среди них находилась седьмая батарея нашего артдивизиона, командиром которой был лейтенант Ф. А. Соловьев.
Немецкое командование очень беспокоило наличие этого плацдарма. Оно любой ценой стремилось отбить его у нас и восстановить свои позиции по западному берегу реки Нейсе. Для осуществления своего замысла в этот район был дополнительно направлен полицейский полк СС, усиленный танками и самоходными артиллеристскими установками.
Несколько дней там шли ожесточенные, кровопролитные бои. Героически сражались бойцы батареи Ф.А. Соловьева. Из орудий, установленных на прямую наводку, они в упор расстреливали вражескую пехоту и подбили три танка. Вели огонь до тех пор, пока не кончились снаряды. Из четырех орудий осталось только одно. В неравном бою погибли многие бойцы батареи, в том числе и ее командир лейтенант Соловьев, сраженный пулеметной очередью. С ним я до этого встречался несколько раз. Он на меня произвел очень хорошее впечатление своей открытостью и простотой. Память о нем сохранилась на всю жизнь.
Также отважно сражались бойцы других подразделений. Но враг, имея превосходство в живой силе и технике, продолжал сжимать кольцо вокруг обороняющихся. Был такой момент, когда один из командиров батальонов вызвал на себя огонь 120-ти миллиметровых минометов с другого берега. Положение осложнялось и тем, что у бойцов кончились патроны и продовольственные запасы. В ночь на восьмые сутки был получен приказ на отход.
Среди занявших оборону по восточному берегу реки Нейсе, находилась и моя девятая гаубичная артбатарея. Ее орудия были установлены на окраине небольшого населенного пункта в 1,5-2 км от переднего края. А я и мои разведчики оборудовали на чердаке одного из домов, находившихся вблизи реки, наблюдательный пункт. Были подготовлены расчетные данные для стрельбы, установлена телефонная связь с батареей.
За время обороны особых инцидентов на нашем участке не происходило. Лишь однажды противник сделал вылазку на наш берег с целью взять “языка”. Но мы своевременно вызвали огонь своей артиллерии и вынудили его вернуться обратно.
В обороне простояли более двух месяцев. В связи с тем, что во время проведения Висло-Одерской операции наши боевые части значительно оторвались от тылов, и обеспечение их продуктами питания ухудшилось, приходилось использовать местные трофеи. То есть, мы пользовались теми продуктами, которые немцы оставляли при отступлении.
То же самое происходило и в первые недели нашего нахождения в обороне. В подвале дома, где оборудовали наблюдательный пункт, мы обнаружили разные крупы, муку, варенья, компоты, картофель и другие овощи. Кроме того, в его подсобных помещениях оказалась кое-какая живность. На поле между нашим домом и передним краем обороны бродил брошенный мелкий скот. Правда, им мы могли воспользоваться только ночью, так как в дневное время вся местность простреливалась немцами. Все это позволяло нам обходиться местными продуктами питания. Готовили пищу сами разведчики. Каждый из них владел определенными кулинарными способностями. Причем они даже устроили между собой соревнование на лучшее приготовление пищи.
Ну, а чтобы помыться, мы поочередно ходили в расположение батареи, где нам организовывали баню. Отправляться туда приходилось в вечернее время или до рассвета, чтобы не позволить обнаружить себя противнику. Каждый мой приход в расположение батареи отмечался небольшим торжеством: командир батареи угощал стопкой спирта, повар готовил мои любимые котлеты, а один из командиров орудий приносил большую кружку молока. От такого внимания становилось по-домашнему уютно и тепло.
В обороне было достаточно свободного времени, чтобы по душам поговорить с бойцами, побольше узнать о них и их близких. Имелась возможность написать письма родным и друзьям, вспомнить о них и помечтать. Да и письма из дома в это время приходили быстрее. Чаще других мне писала мама. Благодаря ее письмам я был осведомлен о жизни жильцов нашего дома и друзьях, ушедших на фронт. Получал я также письма от девушки Нади – подруги моей двоюродной сестры Тамары. Встретились с ней случайно, незадолго до моего отъезда на фронт. Ее письма всегда были теплыми и нежными, но без намеков на любовь. Правда, почти в каждое из них она вкладывала свою маленькую фотокарточку. После таких писем иногда снились сны, что я снова “встречаюсь” с ними.
Но однажды мне приснился сон, в котором я увидел свою одноклассницу, стройную черноволосую девушку. С ней я учился вместе с пятого класса по седьмой. Иногда учителя пересаживали меня к ней за плохое поведение на уроках. Правда, эта девушка мне нравилась, но я с ней никогда не встречался и не провожал ее домой. Да и она не обращала на меня никакого внимания. Кроме того, прошло более пяти лет, как я ее видел в последний раз. Однако сон оказался пророческим. Через несколько лет после войны я, находясь в Москве, случайно узнал ее адрес и зашел к ней. После этого визита мы с ней не расставались: она стала моей женой. Что касается Нади, то она не дождалась моего приезда и вышла замуж за хорошего парня, работавшего с ней в одной организации.
16 апреля началась Берлинская операция. За два дня до этого нашу батарею перебросили в район юго-восточнее города Форст. Наступление началось с артиллерийской подготовки. После нее я, мои разведчики и радист форсировали под огнем противника реку Нейсе. Перебравшись на другой берег, стали продвигаться вперед по окопам противника. В какой-то момент ко мне неожиданно подбежал молодой пехотинец с просьбой убить немца, находившегося в другом окопе.
Я у него спросил: «А почему ты его не убил?»
Он ответил: «Не могу».
- А он на тебя направлял оружие?
- Нет
Услышав такой ответ, я подумал «А смогу ли я это сделать?» Как артиллерист я вызывал и вел огонь по противнику, уничтожая его. Но вот, чтобы подойти к человеку, наставить на него оружие и выстрелить?… Навряд ли. По всей вероятности я к этому не был готов. Если бы до этого мне довелось увидеть расстрелянных немцами в Белоруссии наших стариков, женщин и детей, то могло возникнуть желание мести. Но я начал воевать позже – на польской земле, и у меня не было такого чувства.
Закончилось тем, что я посоветовал солдату подойти к немцу и сказать: «Хенде хох» (руки вверх). А после того, как немец поднимет руки, отобрать у него оружие и взять в плен.
Мы продолжали продвигаться вперед и следом за пехотой вышли на западную окраину Форста. Так как начало смеркаться, вместе с пехотинцами разместились в одном из домов. Через какое-то время во дворе этого дома неожиданно появился немец в гражданской одежде и стал громко восхвалять фюрера. А нам угрожать появлением в Германии нового оружия, которое уничтожит русских. В такой обстановке так мог вести себя только ненормальный человек. Сначала на него никто не обращал внимания. Однако продолжавшиеся злобные выкрики стали поводом для его ликвидации.
На следующий день вместе с пехотой продолжали теснить врага. Путь проходил через лес, в котором оказались немцы. При нашем появлении противник неожиданно открыл огонь. Появились первые жертвы. Пехота залегла, ведя ответный огонь. Дальнейшее ее продвижение зависело от выдворения противника из леса. Для этого требовалась помощь артиллерии: необходимо было как можно быстрее открыть по нему огонь из орудий. В этот момент я находился рядом со своим радистом. Быстро подготовил по топокарте расчетные данные для стрельбы, а радист связался по рации с артбатареей и начал передавать мои команды для ведения огня.
Батарея открыла огонь. Сначала был произведен выстрел из одного орудия. Он оказался удачным. Затем стали вести огонь изо всех орудий одновременно. Противник, неся потери, вынужден был отойти. За этот бой меня наградили орденом Отечественной войны 2-й степени, а радиста – орденом Красной Звезды. Этот бой стал также переломным в моей фронтовой деятельности. Меня перестали опекать вышестоящие начальники, предоставив большую самостоятельность в принятии необходимых решений.
Враг отступал и был не в силах сдерживать наши войска. Лишь местами оказывал сопротивление, а потом снова отходил. В тоже время он был коварен, и от него можно было ожидать что угодно. И это случилось. Опять пострадала седьмая пушечная артбатарея, которая после тяжелых боев на нейсенском плацдарме была восстановлена и вновь стала боеспособной. Все произошло во время ее движения по дороге, ведущей к реке Шпрее. На этой дороге противник установил два управляемых фугаса. В тот момент, когда там проезжала батарея, они взорвались. Пять бойцов и командир взвода управления погибли на месте. Многие получили ранения. Пострадали также лошади (батарея была на конной тяге) и техника. Раненым была оказана первая медицинская помощь. Затем их отправили в полевой госпиталь. А погибших похоронили по-фронтовому на окраине небольшого поселка. Для них вырыли неглубокую братскую могилу, постелили на дно плащ-накидку и бережно положили их тела. Под троекратный залп автоматов все замерли, отдавая честь погибшим. Затем сверху их накрыли еще одной плащ-накидкой, и каждый бросил в могилу горсть земли. С чувством невосполнимой утраты мы покидали братскую могилу, оставив на ней табличку с именами фронтовых братьев, ушедших в вечность.
В районе города Котбус наша дивизия форсировала реку Шпрее. В этот момент поступило сообщение, что окруженная юго-восточнее Берлина немецкая группировка стала отходить на юго-запад и перерезала основную магистраль, по которой шло обеспечение наших войск, находившихся под Берлином. Дивизии было приказано освободить ее от противника.
Меня направили в район, где завязались бои между нашей пехотой и выходившим из окружения противником. Происходило это в лесу. Наша пехота в количестве одной-двух рот, одной 57-мм пушки и одной бронемашины подбила на двух сходящихся лесных дорогах несколько машин противника и тем самым вынудила немцев продолжать движение вперед пешком. На нашу команду “Хенде хох!” они подняли руки вверх и шли вперед, не бросая оружия. А при приближении к нам неожиданно открыли огонь. Наши бойцы не остались в долгу и своевременно пресекли этот “спектакль”. Немцы стали лихорадочно бросать оружие и сдаваться в плен. Когда их набралось много, вывели на поляну и построили в колонну для отправки в тыл. В этот момент в небе появились наши штурмовики. Офицеры пехоты начали пускать условного цвета ракеты, предупреждая их о том, что здесь свои. Но летчики по каскам на голове определили, что это немцы (все немцы носили каски, наши – пилотки) и дали несколько очередей из пулеметов. При обстреле и наши, и немцы стали прыгать в окопы. Все перемешались. Затем немцев снова собрали в колонну и отправили в тыл.
После этого пехота стала продвигаться по лесу, вытесняя из него разрозненные группы противника. Тех, кто оказывал сопротивление, уничтожали, а сдававшихся в плен, отправляли под конвоем в тыл.
Неожиданно на обочине одной из просек мы увидели распластанное голое тело молодой красивой девушки со светло-русыми волосами. Почему-то все решили, что это была немка. На вид ей было не более восемнадцати лет. Она лежала на спине с закрытыми глазами и вытянутыми вдоль туловища руками. Ноги были чуть-чуть раздвинуты. На теле и лице не было видно следов ранения и насилия. Что стало причиной ее смерти? Как она оказалась здесь? Где ее одежда? Оставалось только предполагать.
Конечно, лежавшую девушку наши воины не убивали: такое свойственно только фашистам. Скорее всего, это произошло в результате случайного смертельного ранения. Может быть при осмотре тела со стороны спины и были бы обнаружены какие-то улики, но этого никто не делал. Что касается ее места нахождения и того положения, в котором она предстала перед нами, то вероятнее всего, это могли проделать наши бойцы, а точнее, прошедшие здесь ранее разведчики. И сделали не с целью надругательства, а напоминания нашим воинам, провоевавшим несколько лет на войне, о красоте женского тела. Наверняка среди этих разведчиков был один из бойцов, увлекавшийся в мирное время живописью. Только этим можно было объяснить, что положение тела этой девушки напоминало спящую Венеру на известной картине итальянского живописца Джорджоне, хотя по сравнению с ней была более открытой. В то же время между ними имелось и существенное различие: Венера – творение художника, а лежавшая в лесу девушка – трагедия войны.
Проходя мимо нее, бойцы невольно замедляли шаг. Трудно сказать, о чем они думали в этот момент. Может быть, кто-то вспомнил свою жену или возлюбленную, с которой должен был сочетаться браком, но помешала война. А может быть, смотрел просто ради любопытства. Однако лица у всех выражали чувство неподдельной скорби и сожаления о безвременно ушедшей из жизни девушки, пусть даже из враждебной страны.
Военная обстановка требовала идти дальше. Мы прошли некоторое расстояние, и наше внимание привлекло новое обстоятельство. На одной из полян были обнаружены обезглавленные тела пятерых наших разведчиков. Они были расстреляны разрывными пулями и лежали на спине параллельно друг к другу. Это вызвало у бойцов чувство негодования и мести. И когда в плен сдалась очередная группа немецких солдат, во главе с генералом, многие были настроены расстрелять их, но командир батальона сдержал наших солдат. Особенно возмутил всех высокомерный взгляд немецкого генерала. Через монокль, у правого глаза, он презрительно смотрел на наших солдат. Кто-то не выдержал и сорвал с его правого плеча погон и тем самым сбил спесь с лица немца. Под конвоем генерала отправили в штаб дивизии.
После взятия Берлина дивизию направили на город Дрезден. Чувствуя конец войны и свое превосходство, наши войска двигались ночью без соблюдения светомаскировки. Это произвело, как оказалось, положительный эффект: противник, увидев множество движущихся на него огней, оставил город без боя.
7 мая 1945 года южнее Дрездена мне было поручено связаться с ротой пехоты, которая вела бой в одном из населенных пунктов. Идти надо было по открытой местности, простреливаемой немецким снайпером, или ползти по высохшему ручью. Попытки некоторых офицеров и солдат двигаться по полю оканчивались плачевно. Пришлось воспользоваться ручьем. Но и этот путь был небезопасным. Я полз минут тридцать. Любое неаккуратное движение оборачивалось пролетом пули над головой. Наконец добрался до необходимого дома и вошел в него. Там находился командир роты, к которому я был направлен. В одном из углов зияло отверстие от снаряда, выпущенного немецким самоходным орудием “фердинанд”, в противоположном углу – другое. Посредине на полу лежал младший лейтенант, командир взвода пехоты, погибший 15 минут назад от этого снаряда. Как знать, не замешкайся я при продвижении по ручью, подобная участь, возможно, постигла бы и меня. Гибель этого младшего лейтенанта потрясла меня особо. Ему было, как и мне, 20 лет и он ушел из жизни за два дня до официального объявления о конце войны.
Говорят, что человек, находящийся на войне, свыкается со своим положением и не так остро воспринимает все происходящее вокруг него. С этим можно согласиться только отчасти. В начальный период моего пребывания на фронте я действительно был очень осторожен и реагировал буквально на все: на звук разорвавшейся вдали мины, на свист пролетевшей пули, на вспышки выстрелов из орудий. Это выражалось в невольном опускании головы вниз. Со временем я свыкся с этим и внешне казался спокойным. Однако какая-то внутренняя реакция все-таки сохранилась.
Вместе с тем отдельные моменты, с которыми можно встретиться только на войне, остаются в памяти на всю жизнь. Когда я о них вспоминаю, они невольно всплывают перед моими глазами даже по прошествии многих десятилетий. Об этом тяжело писать. А каково было все это видеть, когда на твоих глазах погибают наши воины и находиться рядом с теми, кто за минуту до этого был еще жив. Такое не забывается никогда.
На окраине одного небольшого городка по невысокому холму проходила железная дорога. Командиру взвода пехоты было приказано пересечь ее и закрепиться в населенном пункте. Взвод приступил к выполнению задания. Но как только он поднялся на полотно железной дороги, немецкий снайпер убил одного бойца и тот скатился вниз. Пехота залегла. Офицер снова поднял взвод в атаку. Снайпер убил еще одного бойца. После этого командир взвода в третий раз повел бойцов за собой, снайпер теперь убил его. Ночью немцы отступили. Наутро к месту гибели бойцов подъехала повозка. На нее погрузили убитых и отвезли к братской могиле.
В бою за высотку наша пехота перебежками продвигалась вперед. Противник открыл минометный огонь. Одна из мин попала в голову бойца и снесла ее. Но обезглавленное тело продолжало двигаться по инерции вперед и только после нескольких шагов упало на землю.
Перед форсированием реки Шпрее в районе Котбуса произошла перестрелка между нашей пехотой и противником, находившимся на другом берегу. Немцы вели огонь с применением разрывных пуль. Одна из них попала в голову бойца и разнесла ее на части. Тело пехотинца застыло в той позе, в которой он вел огонь, стоя на колене, с автоматом в руках, но без … головы. В этом эпизоде войны потрясло и другое – отношение к погибшему. Ни один из шедших по этому окопу бойцов не посмел столкнуть или сдвинуть его с места, чтобы пройти дальше. При подходе к нему каждый вылезал из окопа и проползал сзади него.
Моему взводу было приказано занять новый наблюдательный пункт. Для этого надо было пересечь поле, простреливаемое немецким снайпером. Один за другим мы стали перебегать поле, используя в качестве укрытия трупы ранее убитых здесь наших пехотинцев. Когда поле было почти преодолено, немцы внезапно открыли минометный огонь. Чтобы быстрее преодолеть остаток пути мы резко рванули вперед. Буквально через одну – две секунды в то место, где мы только что находились, угодила мина. При ее взрыве был легко ранен в ягодицу один из моих разведчиков. Нам повезло: иначе мы разделили бы участь пехотинцев.
8 мая 1945 года мой взвод следовал пешком в южном направлении. Неожиданно на обочине дороги увидели оставленную немцами черную карету. Решили ее использовать. Поймали на поляне двух блуждающих лошадей, запрягли их и продолжили свой путь в карете. Настроение было прекрасное: только что англичане по радио объявили о конце войны. Вокруг взлетали ракеты, слышалась стрельба из автоматов, кто-то обнимался. У некоторых от радости текли слезы. А в это же время слева по обочине дороги сплошным потоком возвращались к месту жительства немецкие беженцы. В основном это были пожилые мужчины, женщины и дети. Они шли молча, понурив голову. За плечами у каждого были рюкзаки с пожитками.
Продвигаясь по дороге, я увидел на обочине группу наших бойцов, слушавших рассказ человека, который, якобы, был освобожден нашими войсками из немецкого лагеря. Когда я подошел к ним, он говорил о тяжелом положении, в котором находились заключенные, о плохом обращении с ними и голоде. Последние его слова вызывали сомнение, так как говоривший был в меру упитанным.
В этот момент возле нас остановилась колонна танков. На броне каждого из них сидели освобожденные нашими войсками узники из лагеря в полосатых робах. Вдруг один из них заметил говорившего с нами человека и закричал: “Товарищи, это же наш полицай. Он издевался над нами, бил, унижал. Убейте его!” Эти слова ошарашили нас, и поначалу на них никто даже не среагировал. Тогда он слез с танка и подошел к нам. Вид у него был истощенный, руки дрожали, глаза выражали гнев. Он еще раз обратился ко всем с просьбой убить этого человека. Но никто этого не сделал. Все смотрели на человека, которого обвинял узник. И тот ответил: “Никакой я не полицай. Он все врет”. Но у нас возникло сомнение. Перед нами стояли два человека, смотревших друг на друга. Один из них был упитан и в неплохой одежде. Другой стоял в арестантской робе с истощенным лицом и воспаленными глазами. Но никто не решался что-то предпринять. Тогда узник сказал: “Если вы этого не можете сделать, то дайте мне пистолет, и я сам его убью. Только покажите, как с ним обращаться”. Кто-то услужливо протянул ему пистолет. Он взял его двумя трясущимися руками. В этот момент стоявший перед ним человек опустился на колени, наклонил голову и стал просить у него прощения. Прогремели два выстрела. Возмездие состоялось. Возвращаясь к танку, узник произнес: “Их было двое. Второй заслуживает того же”.
Мы продолжали продвигаться на юг. Дорога была полностью забита нашими войсками. В какой-то момент одна из машин задела колесо нашей кареты и сломала его. Пришлось карету оставить и продолжать путь пешком. Вскоре пересекли границу Германии с Чехословакией, спустились и прошли по глубокому красивому ущелью, форсировали реку Эльбу, поднялись из ущелья и к вечеру оказались в чешском городе Теплице. На следующий день двинулись дальше на Прагу. Начиная от границы, вдоль дороги были установлены плакаты, напоминавшие войскам о том, что они находятся на территории дружественного нам государства. В некоторых местах нас приветствовали местные жители.
9 мая 1945 года наши передовые части освободили Прагу. По радио из Москвы сообщили об окончании войны. Вновь в воздух летели ракеты, стреляли из автоматов, бойцы обнимались и поздравляли друг друга с победой. В этот момент я случайно оказался рядом с танкистами, которые дали мне кружку со спиртом и вместе со мной выпили за победу. Выпил немножко, но меня потянуло в сон. Я дошел до машины, залез в кабину и уснул.
Проснулся оттого, что услышал женский плач. Вокруг уже темнело и разглядеть, кто это, не было возможности. Вместе с одним из моих разведчиков я направился в сторону доносившегося плача. Вскоре мы встретились с двумя девушками, шедшими нам навстречу. Они были сестрами одной восемнадцать лет, другой – тринадцать. Увидев нас, стали объяснять на чешском языке (схожесть русского и чешского позволила нам понять их), чем так встревожены.
Выяснилось, что их отец – рыбак и к ним в дом ворвались пьяные немцы, требуя обеспечить их рыбой. Но в доме рыбы не оказалось. Тогда немцы стали приставать к девочкам, пытаясь их изнасиловать. Улучив удобный момент, сестры выскочили из дома и побежали за помощью к нашим бойцам. Здесь они встретили нас. Их просьбу услышали и другие бойцы нашей батареи, которые сразу устремились к дому рыбака. Через некоторое время раздались автоматные очереди.
Когда девчата вместе с нами вошли в дом, нас встретили их родители с испуганными лицами. Но, увидев своих дочерей, немного успокоились. Потом рассказали нам, что после бегства сестер немцы забеспокоились. А когда услышали топот наших бойцов, выпрыгнули из окна и скрылись в темноте. Вдогонку им были выпущены автоматные очереди.
Родители, увидев наше хорошее отношение к их дочерям, накрыли стол и пригласили нас отпраздновать конец войны. Мы не отказались. Во время застолья неожиданно появился патефон. Зазвучали танцевальные мелодии. Я отважился пригласить на танец старшую из сестер. Вечер прошел в дружеской обстановке.
Было поздно, и мы с разведчиком решили уйти, но хозяева забеспокоились и попросили нас заночевать у них: они боялись, что снова вернутся немцы. Мы остались, а утром простились, как давние друзья.
Вот так я отметил первый день победы – начал с танкистами, а закончил в кругу чешской семьи. Однако на следующий день нас направили на запад для уничтожения разрозненных подразделений противника, продолжавших оказывать сопротивление нашим войскам. 11 мая 1945 года мы вошли в город Карлсбад (Карловы Вары). Этот день для нас стал последним днем войны.
Такой важный момент в моей жизни хотелось как-то запечатлеть. В один из ближайших дней я зашел в фотоателье. Его владелец, чех по национальности, предложил сделать снимок не в помещении, а на улице, чтобы запечатлеть пребывание русского офицера в городе на фоне тех изменений, которые произошли с приходом войск Красной Армии.
После съемки по взаимной договоренности я должен был прийти за фотографиями через неделю. Но не смог и пришел только через месяц. Мое появление обескуражило чеха. Он решил, что русский офицер по какой-то причине уехал из города навсегда. Поэтому он, как частный предприниматель, во избежание убытков выставил снимки на продажу. Их тут же раскупили. Не осталось и негатива: он его уничтожил. Искать проданные снимки среди многотысячного населения города было бесполезно. Мне пришлось вернуться в свою часть ни с чем.
Я уже смирился со своей потерей. Но спустя две-три недели, ко мне подошел служивший вместе со мной офицер и сказал, что он случайно увидел у проживавших рядом немецких женщин мою фотографию. Так как я своих фотографий никому не дарил, можно было предположить, что это одна из тех, которые распродал тот чех. В то же время было трудно поверить в ее появление. Ведь всего было заказано три экземпляра. Какая же должна быть доля вероятности, чтобы один из них оказался здесь. Нет, этого не может быть. Наверное, мой товарищ видел фотографию офицера, похожего на меня. С этими мыслями я вошел в дом, где проживали немки. И каково было мое удивление, когда в одной из комнат на стене увидел интересующую меня фотографию. Ее действительно они купили у того чеха. Немки, выслушав историю с этим снимком, подарили его мне. При расставании я все-таки поинтересовался, что их заставило приобрести эту фотографию с изображением русского офицера, который со всеми наравне воевал против них. Они спокойно ответили: “Война принесла обоим народам много горя, и мы надеемся, что она больше никогда не повторится, и закончилась навсегда. На фотографии этот момент удачно запечатлен. Потом мы женщины и нам понравился бравый вид русского офицера”.
Этот фотоснимок (см. фото на обложке) был сделан на одной из улиц города Карлсбад. Мне тогда было двадцать лет. Он уникален тем, что на нем запечатлен конец войны – победа Красной Армии и поражение фашистской Германии. Если внимательно всмотреться в него, то можно увидеть, как из некоторых окон домов спущены длинные белые простыни, а у мужчины, который стоит справа у самой стены дома, на левом рукаве надета белая повязка. То и другое – немые свидетели капитуляции немцев, проживавших в этом городе. Оригинал этой фотографии я хранил при себе почти пятьдесят лет. Затем подарил его внуку, когда ему исполнилось двадцать лет.
Война закончилась. Весь тысячекилометровый боевой путь от Сандомирского плацдарма до Карлсбада со мной прошли бойцы моего взвода Бутько, Ветров, Голованов, Грецкий, Евдокимов, Крученков, Мишин, Пахомов, Селичев, Самхарадзе и Тезелашвили. Это были друзья и товарищи, а в целом настоящая фронтовая семья. Мы прошли с боями через всю Польшу, Германию и Чехословакию, форсировали реки Одер, Бобр, Нейсе, Шпрее и Эльбу, участвовали во взятии Берлина и освобождении Праги.
Наступило мирное время. Наш артиллерийский дивизион, состоявший из четырех батарей, разместился на окраине Карлсбада в местечке под названием Кайзерпарк. Офицерам был предоставлен старинный трехэтажный особняк, а рядовому и сержантскому составу спортивный зал. На базе нашего дивизиона в 314-м гаубичном артиллерийском полку была создана учебная батарея по подготовке сержантского состава. Меня повысили в звании и назначили в эту батарею командиром учебного взвода разведки.
Вскоре состоялись проводы бойцов старших возрастов на заслуженный отдых. Среди них были и мои подчиненные, в том числе и самый старший по возрасту старший сержант Селичев (1903 года рождения). Он прошел две войны Советско-финляндскую и Великую Отечественную от начала до конца. По своему характеру был оптимистом, добрым и отзывчивым. Если на него посмотреть со стороны, то он чем-то напоминал героя из поэмы Твардовского “Василий Теркин”. В разговоре со мной, особенно в последние дни войны, часто вспоминал о своей жене, которая проживала в Горьком (ныне Нижний Новгород). Говорил, что она с нетерпением ждет его приезда. И этот день наступил. Он собрал свои небольшие пожитки, попрощался со всеми и уехал. Проезжая на поезде через Польшу, выменял у поляка бутылку водки, чтобы отметить с напарником возвращение в Россию. Выпили, заснули и больше не проснулись: водка была отравлена.
В конце мая в Карлсбад неожиданно прибыла фронтовая бригада артистов. Ее выступление состоялось в городском концертном зале. Конечно, зал был переполнен фронтовиками. Всем хотелось услышать родные песни и музыку. Каждого артиста встречали и провожали бурными аплодисментами. Но вот на сцену вышла обаятельная полная женщина-блондинка и стала играть на аккордеоне. Исполнялась модная в предвоенное время эстрадная музыка. Одна мелодия сменяла другую. Зрители не отпускали артистку, и каждый раз просили продолжать выступление. И она играла.
Во время этого выступления у меня промелькнула мысль, что я ее где-то раньше видел. И вспомнилось, как в конце 30-х и в начале 40-х годов ребята нашего двора любили ходить в кино. Чаще всего мы посещали кинотеатр ЦПКиО, который находился около Крымского моста. В то время в кинотеатрах Москвы было принято, чтобы перед каждым вечерним сеансом в фойе выступали артисты. Это были певцы, музыканты, чтецы и даже джаз-оркестры. В кинотеатре ЦПКиО играл популярный в то время джаз-оркестр. Чтобы послушать его выступление, любители музыки приезжали сюда со всей Москвы. Среди музыкантов была стройная молоденькая девушка-блондинка. Она играла на аккордеоне и всегда находилась в центре и немного впереди остальных оркестрантов. Зрители, особенно мужчины, не отрывали от нее глаз. Я решил, что выступавшая артистка и есть та самая девушка, но чтобы удостовериться в этом, после окончания концерта зашел к ней в гримерную. Это действительно была она, хотя внешне и изменилась. Мой визит обрадовал ее и невольно заставил рассказать об оркестре и судьбе его музыкантов.
С началом войны оркестр стал выезжать в действующие армии и выступать перед бойцами. Он побывал почти на всех фронтах и везде их встречали радушно. Выступления нередко проходили около переднего края. Они слышали свист пуль, пролетающих над их головами, видели разрывы мин и снарядов, но никогда не покидали свое “поле боя” – эстраду. Однажды оркестранты попали под бомбежку и все погибли. Только чудом осталась в живых эта милая женщина.
И вот теперь в разговоре со мной она с теплотой вспоминала каждого из своих партнеров по оркестру, ласково произносила их имена, а из глаз текли невольные слезы. Рассказывала она так, будто и я знал их всех по имени. Она даже стала обращаться ко мне на “ты” и говорила: “А помнишь Колю, который играл на саксофоне, а Мишу-ударника?” И при каждом произносимом новом имени у нее перехватывало дыхание, а из глаз продолжали катиться слезы. Тяжело было на нее смотреть: она потеряла очень дорогих ее сердцу людей.
В те суровые военные годы каждый советский гражданин старался сделать все, чтобы чем-то помочь фронту. Эти музыканты пожертвовали собой ради того, чтобы своими выступлениями поднять моральный дух бойцов Красной Армии.
С приходом наших войск в Карлсбад чехи воспрянули духом. Местные власти, памятуя о том, как вели себя немцы во время оккупации Чехословакии, стали притеснять их. Они запретили немецкому населению посещать увеселительные заведения, некоторых стали лишать жилья и выпроваживать из страны, плохо обеспечивали их продуктами питания.
Проживавшие в городе немцы смирились со своим положением побежденных. Они не проявляли агрессивности и покорно переносили невзгоды, чувствуя за собой вину. За время нашего пребывания в Карлсбаде с их стороны не было ни одного случая грубого отношения к нам. Наоборот, они старались откликнуться на любые наши обращения к ним.
Так, при размещении в Кайзерпарке нам потребовались матрасы. Представитель управы города, чех по национальности, предложил это осуществить за счет изъятия матрасов у обеспеченных немцев. Для этого он попросил командира дивизиона направить с ним нашего офицера и несколько солдат, а также выделить грузовую машину. Возложили эту миссию на меня. Во время проведения этой акции ни один немец ни словом, ни взглядом не проявил своего возмущения.
Но жизнь требует свое. Недостаточное обеспечение продуктами питания вынудило немецких женщин обращаться к нам за помощью и даже предлагать себя за булку хлеба или банку консервов. Некоторые наши офицеры и солдаты, давно не испытывавшие близости с женщинами, не отвергали такой “подарок” судьбы, стали сожительствовать с немками и даже приводить их в увеселительные заведения, что вызывало неприязнь у чехов.
Был такой неприятный случай. Чехи устроили в одном из кафе танцы и пригласили наших офицеров, а те пришли с немками. Тогда чехи в знак протеста стали покидать кафе. Возник конфликт. Наши офицеры восприняли этот демарш как лицемерную попытку преподнести русским “урок патриотизма”, хотя чехи в иных ситуациях сами не брезговали получить своеобразную дань с побежденной стороны. Поэтому, когда собрались уходить и музыканты, один из наших офицеров достал пистолет и выстрелил несколько раз в потолок. Оркестр остался на месте. Танцы продолжались до трех часов ночи.
Надо отметить, что и чешские офицеры в подобных случаях вели себя не лучшим образом и по отношению к нашим воинам порой бывали надменны, что, возможно, объясняется их принадлежностью к богатому сословию в прежней, довоенной Чехословакии.
С момента вступления наших войск в Карлсбад прошло около трех месяцев. За это время артдивизион трижды менял место своей дислокации. Вначале размещался на окраине города в Кайзерпарке. Затем переехал загород на аэродром. Потом снова оказался на окраине, но только с противоположной стороны. Здесь он занял казармы, в которых когда-то стояла немецкая часть.
Офицерский состав разместили в городе. Мне предоставили три комнаты – две большие светлые и одну поменьше без дневного освещения. В квартире помимо меня проживала еще молодая немецкая семья. Когда я увидел эти комнаты, то первое, о чем подумал, как их использовать, имея всего один чемодан вещей. Для меня это было роскошью. В детстве я жил в подвале, затем вместе с мамой и братом занимали восьмиметровую комнату. В последующем моя жизнь протекала в казармах, землянках и окопах. Я воспользовался только одной комнатой, остальные пустовали.
В это время чехи проводили в городе очередную депортацию немцев. Некоторым некуда было податься, и они стали обращаться за помощью … к нам – бывшим их врагам. Неожиданно и ко мне пришла пожилая на вид интеллигентная пара с просьбой разрешить поселиться в темной комнате, предварительно узнав у моих соседей, что она пустует. Я им предложил занять светлую и большую по размерам комнату. Но они отказались и разместились в темной комнате. По своей наивности я не подумал, что столкнулся с другим – капиталистическим миром, где за все надо платить. И поэтому, когда я им предложил занять светлую комнату, то они сразу от нее отказались, решив, что она обойдется им дороже. Только по прошествии некоторого времени, когда они убедились, что никакой платы с них не беру, они все-таки нашли способ рассчитаться за свое проживание.
Через несколько дней я, как обычно, проснулся рано и стал собираться на службу. Неожиданно обратил внимание на свои сапоги. Они стояли на обычном месте, но были до блеска начищены. Заметил и то, что во время моего отсутствия на службе в комнате производилась уборка. Так повторялось изо дня в день. В благодарность за оказанный приют эти пожилые люди добровольно взяли на себя обязанности прислуги. А ведь их вид говорил о том, что они когда-то имели своих слуг и, может быть, среди них находились наши соотечественники, насильно вывезенные с родной земли, или военнопленные. Такова судьба.
Наш дивизион простоял в Карлсбаде до октября 1945 года, то есть до того момента, когда 3-ю гвардейскую армию, а также входившие в нее соединения и части, расформировали. После этого весь личный состав был направлен на пополнение наших войск, дислоцировавшихся в Венгрии. По этой причине учебная батарея в полном составе влилась в учебный дивизион 431-й артиллерийской бригады 78-й гвардейской стрелковой дивизии, который тогда дислоцировался в небольшом шахтерском городке Татабанья.
Однако, на новое место дислокации учебная батарея прибыла без моего взвода. Мне было приказано задержаться в Карлсбаде и организовать силами взвода охрану оставленного здесь военного имущества. Примерный срок нахождения в городе установили две недели. Из этого расчета нам выделили продукты питания и деньги в кронах (чешская денежная единица).
Для охраны установили два круглосуточных поста. Разместили всех в одном из благоустроенных коттеджей вместе с проживающей в нем благонадежной немецкой семьей. Этой семье я предложил за счет наших продуктов готовить еду для себя и моего взвода. Мое предложение было с благодарностью принято, так как в городе в то время с продуктами питания дело обстояло плохо: все продавалось по карточкам, а немцев в этом ущемляли.
Две недели пролетели быстро. Однако никаких признаков для освобождения взвода от охраны не предвиделось. Продукты питания были на исходе, а чтобы их купить, нужны были карточки. Пришлось обратиться за помощью к местным властям. Те сразу откликнулись на мою просьбу и выдали их. Благодаря этому взвод был обеспечен продуктами еще на две недели. Помимо этого, один из сержантов был охотником. Свои способности он проявил и здесь – подстрелил дикую козу.
Прошел месяц нашего нахождения в таком положении, однако признаков окончания охраны военного имущества или замены нашего взвода другим не чувствовалось. Продукты питания заканчивались, деньги истрачены, покупки делать не на что. Поэтому мои подчиненные с моего разрешения забили одну из бесхозных коров, бродивших в окрестностях Карлсбада после войны. Это позволило приобрести деньги от продажи мяса и обеспечить питанием взвод. В Венгрию отправились только в начале декабря 1945 года.
Жители Татабаньи тогда проживали, как правило, в одноэтажных деревянных бараках. В каждом бараке было по четыре изолированные квартиры. Каждая квартира состояла из прихожей и одной комнаты. Из удобств были только свет и водопровод. Туалет снаружи.
Из-за отсутствия в городе достаточных жилищных площадей (выделили только два барака – в одном разместили солдат, в другом оборудовали учебные классы), офицерский состав вынужден был размещаться на квартирах у местных жителей, то есть в тех же бараках. Как правило, нам предоставляли прихожую.
Несмотря на то, что мы были завоевателями, за проживание надо было платить. Ведь хозяева меняли нам постель, производили уборку в прихожей и т.п. Этого же требовала общечеловеческая мораль. А чем платить? Мы получали свою зарплату в “пенгах” (венгерская денежная единица), но она была настолько обесценена, что на нее нельзя было купить даже стакан газированной воды. Мне выдавали пачку этих бумажных денежных знаков. За получение их я расписывался, а затем аккуратно нес домой и выбрасывал на помойку. Пришлось расплачиваться дополнительным продовольственным пайком, который ежемесячно выдавали офицерскому составу.
Я остановился на квартире, где проживала молодая венгерская семья из трех человек – муж, жена и двухлетняя дочка. Хозяева доброжелательно отнеслись к моему появлению. Как правило, я приходил туда только на ночлег: в остальное время находился на службе. Свободное время для бесед и застолья предоставлялось только по выходным дням. К тому же, какая могла быть беседа, если я не знал венгерского языка, а они – русского. Не помогло и то, что хозяева немного владели немецким. По прошествии двух-трех месяцев совместного проживания, мы научились понимать друг друга и довольно успешно. Наш диалог включал отдельные русско-венгерско-немецкие слова, сопровождаемые мимикой лица и жестикуляцией рук.
Первоначальное сближение было затруднено и тем, что во время войны Венгрия выступала на стороне Германии. Поэтому местное население находилось в ожидании от наших войск каких-либо действий, ущемляющих их достоинство. Но шло время, тревога оказалась напрасной. Местные жители стали к нам относиться более доверчиво. И вот по прошествии нескольких месяцев хозяева решились рассказать мне об одном анекдотичном случае, который произошел во время войны.
Среди наших частей, участвовавших при взятии Татабаньи, были киргизские конники. Своими лихими действиями и невообразимым шумом во время атаки они так действовали на вражеских солдат, что те покидали окопы и бежали куда глаза глядят, а гражданское население пряталось в подвалах. Когда бои утихли, местные жители стали выходить из своих укрытий.
Неожиданно к моим будущим хозяевам зашли двое таких солдат. Их появление повергло молодую чету в шок. Они просто смотрели на пришедших, не зная, что делать. Один из солдат подошел к столу и ударил по нему кулаком, произнеся лишь одно слово: “палинка!” (венгерская водка). При произношении этого слова ударение делается на первую букву “а”. Хозяева поняли, что от них требуется и поставили на стол пузырек. Вошедшие открыли пробку и понюхали. Радостная улыбка появилась на их лицах. Но теперь надо было найти, чем закусить. К сожалению, их венгерский словарный запас ограничивался той самой “палинкой”. Они вынули из кармана принесенный с собой хлеб и стали шарить глазами по шкафам и полкам в надежде найти что-нибудь съедобное. Но ничего не было. И вдруг, один из них обнаружил лежавший около умывальника тюбик. По всей вероятности, они до этого видели подобные тюбики и знали, как ими пользоваться. Поэтому он подошел к умывальнику, открыл тюбик. Немного выдавил из него содержимое и попробовал на язык. Понравилось. Стали намазывать на хлеб. Когда они выпили по стакану палинки и закусили самодельными бутербродами, их лица выражали неподдельное блаженство.
За действиями непрошенных гостей, не отрывая глаз, постоянно наблюдали хозяева. Когда те взяли тюбик с зубной пастой (в России в довоенное время использовали только зубной порошок) и стали намазывать содержимое на хлеб, у них перехватило дыхание. Они молчали, боясь вызвать гнев у “гостей”. А когда те стали смачно закусывать, хозяев стал разбирать смех. Но смеяться было нельзя. От всего увиденного и пережитого у хозяйки ослаб мочевой пузырь.
В то время активно проводилась политика сближения советского народа с венгерским. Безусловно, в этом положительную роль сыграло размещение наших офицеров в семьях местных жителей. Но этого было недостаточно. Надо было осуществлять целенаправленные мероприятия, которые смогли бы способствовать этому. Поэтому командованием дивизии было принято решение о проведении своими силами специального концерта для населения. Для этого оно обратилось ко всем офицерам, сержантам и солдатам с предложением принять в нем участие. Желающих оказалось много. Специальная комиссия отобрала наиболее интересные номера и утвердила их для выступления. Среди них был ритмический танец «вальс-чечетка», который я исполнял вместе с партнером.
Концерт состоялся поздно вечером на временно оборудованной эстраде, освещенной прожекторами. На него пришли многие жители города и военнослужащие наших частей. Они разместились на холме, с которого хорошо просматривалась сцена. Зрители тепло встречали выступающих, а наш танец заставили исполнять дважды.
Но это одноразовое мероприятие стало лишь толчком в осуществлении задуманного. Следовало больше внимания уделять сближению с молодежью и для этого использовать возможности местного клуба “Мадис”, в котором собиралось население города. Туда же ходили и наши офицеры.
В большом и светлом зале этого клуба регулярно проводились танцы под эстрадный оркестр. Всегда было полно молодых парней и девушек, которые танцевали модные в то время западноевропейские танцы и свой национальный танец “чардаш”. Было весело и шумно. Девушки всегда приходили с матерями, которые сидели на стульях вдоль стен, наблюдали за своими дочерьми и держали их верхнюю одежду. А рядом, тоже у стен, стояли наши молодые офицеры. Они смотрели на все завистливыми глазами и не танцевали: не умели. Их никто и никогда этому не учил. Виною была война, которая украла у них юные годы.
Здесь я вынужден сделать небольшое отступление в далекое довоенное время. В тридцатые годы, в нашем московском дворе 12-15-ти летние девочки и мальчики учились танцевать под патефон западноевропейские танцы. Инициаторами, конечно, были девчата. После получения некоторых навыков я стал посещать танцы, которые устраивались в учебных заведениях и на танцплощадке ЦПКиО им. Горького. Одновременно участвовал в хореографических кружках при клубах милиции и завода “Каучук”. Все это позволило мне овладеть искусством танцев. Уже в то время я умел танцевать танго, фокстрот, вальс, вальс-бостон, линду (быстрый танец, подобный фокстроту, но с более сложными движениями ног), а также многие бальные танцы и чечетку. Я продолжал их совершенствовать и в годы войны, когда вместе со 2-й Московской спецартшколой находился в Сибири.
После войны, когда оказался в Карлсбаде, я вместе с офицерами нашей части посещал некоторые кафе, где чехи устраивали танцы. Правда, танцевал я один, а другие только смотрели и гордились тем, что русские тоже могут танцевать, и не хуже чехов. В то время в некоторых кафе было принято по заказу посетителей объявлять сольные танцы. То есть руководитель оркестра объявлял, для кого персонально будут играть. Тот вставал, приглашал свою даму и танцевал. Никакая другая пара в этот момент танцевать не имела право. Иногда эти сольные танцы затягивались. Пришедшим со мной товарищам это надоедало: они хотели посмотреть, как танцую я. Тогда один из офицеров подходил к оркестру и просил сыграть соло для русского пана. Оркестр начинал играть. Я вставал, подходил к заранее выбранной мной чешке, приглашал ее и танцевал. Никогда ни один мужчина-чех мне не препятствовал. После такого танца мы вставали и покидали кафе, гордые собой.
Поэтому моего приезда в Татабанью ждали мои друзья офицеры, которые прибыли сюда раньше. Им не терпелось отвести меня в клуб “Мадис”. В первое же воскресенье мы отправились туда. По дороге мне объяснили, что при подходе к девушке необходимо сказать “сабад” (разрешите). Если во время танца кто-нибудь из молодых людей подойдет ко мне и произнесет это слово, я обязан ему уступить свою партнершу. С этим напутствием я вошел в клуб.
Начались танцы. Первые три я пропустил: наблюдал, кто как танцует. Когда начали играть танго, я пригласил одну из девиц (ее звали Тереза). Она была удивлена: ведь русские до этого никогда не танцевали. Она приняла мое предложение, и мы начали танцевать. Танцевала она легко и непринужденно. Понимала каждое движение моих рук и быстро отвечала на них соответствующим движением корпуса или ног. Постепенно от простых движений я стал переходить к более сложным па, она не ошибалась. Создавалось такое впечатление, что мы давно знаем друг друга. Я с ней станцевал еще один танец. И ни один из венгров в течение этих двух танцев не подошел и не сказал “сабад”. Когда мы танцевали, то не разговаривали: я не знал венгерского языка, а она – русского. Только когда закончился второй танец, она как бы спросила, где я научился танцевать, и произнесла слово: “Будапешт?”. Я ответил: “Нет. Москва”.
Прошел месяц. Я уже несколько раз побывал в клубе и расширил круг знакомых. Меня признали. Во время дамского танца венгерки одна за другой подходили и говорили “сабад”. Среди них была чудесная восемнадцатилетняя девушка, с которой в дальнейшем установились близкие отношения. Познакомился я и с молодыми венгерскими парнями. Иногда мы показывали друг другу новые па. Как-то я показал, как танцевать линду. Им понравилось. Дружба завязалась.
Одна за другой пролетали недели. Проходили они однообразно – в будние дни я обучал будущих сержантов, а по воскресеньям посещал “Мадис”. Иногда наши офицеры собирались вечером вместе, пили венгерское вино и вспоминали фронтовые истории.
И вот неожиданно меня вызвали в политотдел дивизии и сказали: “Нам известно, что вы хорошо танцуете. Многие наши офицеры не умеют танцевать, но хотели бы этому научиться. Вам мы даем партийное задание – организовать кружок по обучению офицеров танцам. Этим вы также внесете вклад в укрепление дружбы между нашим народом и венгерским”. Я попытался возразить, что для этого необходимо иметь какой-то опыт. Но меня и слушать не стали.
Для обучения танцам было выделено соответствующее помещение, в котором был установлен рояль. В назначенное время появился наш офицер-пианист. А через некоторое время пришли и ученики – около ста офицеров и … ни одной дамы. Я им объяснил, что занятия будут проводиться по вечерам, три раза в неделю, что я их постараюсь научить танцевать танго, фокстрот и вальс, и что им придется осваивать каждый танец в роли ведущего и ведомого (мужчины и женщины).
Занятия начались. Многие отсеялись сразу же, не поверив в исполнение желаемого. Однако 25 человек посещали занятия регулярно и за четыре недели овладели необходимой техникой танцев.
Поручение было выполнено: вскоре в “Мадис” стали приходить наши офицеры, умевшие неплохо танцевать. Благодаря этому, они познакомились с венгерками. Стали встречаться. Некоторые полюбили друг друга и решили пожениться, но разрешение на это в нашем посольстве, находившемся в Будапеште, не дали, объяснив, что такие браки нежелательны.
Прошло более года, как закончилась Великая Отечественная война. В конце мая 1946 года дивизия, в составе которой находился наш учебный дивизион, была расформирована. Входившие в ее состав части стали покидать Венгрию. В том числе были и те, которые дислоцировались в Татабанье. За время их нахождения в шахтерском городке местные жители привыкли к ним, сдружились. И когда наступил день отъезда, многие из них пришли проводить наших бойцов. Около одной из отъезжавших колонн наш солдат достал трофейный аккордеон и стал играть различные танцевальные мелодии. Правда, не все у него получалось удачно. Неожиданно к нему подошел молодой венгр и попросил разрешения поиграть на этом аккордеоне. Солдат не стал возражать. Венгр играл виртуозно. Одна мелодия сменяла другую. В разгар этого веселья неожиданно прозвучала команда “По машинам!” Воинская колонна тронулась в путь. По достоинству оценив способности музыканта, солдат подарил ему аккордеон на память от русских воинов. В благодарность музыкант продолжал играть даже после того, как колонна машин исчезла из виду.
Перед расформированием дивизии всем офицерам был предложен выбор продолжать службу в армии или увольняться. Появилась возможность еще раз осознанно определить свой дальнейший жизненный путь. Все зависело только от меня, а точнее от сказанного мной одного слова “да” или “нет”. Я без колебаний решил продолжать службу в армии, что объяснялось моей детской мечтой – стать командиром Красной Армии. Была и другая причина: на моем иждивении находились больная мать и младший брат. Их надо было содержать, а у меня никакой специальности, кроме военной, не было.
Всех, кто решил продолжить службу, отправили вместе с колонной машин и арттехникой на пополнение воинских частей, дислоцировавшихся в Австрии. Меня назначили на должность командира взвода разведки учебной батареи 32-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка 13-й гвардейской механизированной дивизии, которая находилась в Вене.
В этот полк взяли только меня и еще одного офицера. Остальные были направлены в части других гарнизонов. Мы влились в новую офицерскую семью фронтовиков. Некоторые из них воевали в Сталинграде. Приняли нас хорошо. Мы приступили к выполнению своих обязанностей.
В то время Вена, как и Берлин, была разделена между союзными войсками на четыре зоны оккупации: советскую, американскую, английскую и французскую. По взаимной договоренности наши артиллерийские части были размещены в английской зоне оккупации на окраине Вены, рядом с рекой Дунай.
В распоряжение полка был передан военный городок, ранее принадлежавший австрийским войскам. В нем было несколько двухэтажных кирпичных казарм и трехэтажных домов со всеми удобствами, складские и гаражные помещения. Это позволило свободно разместить штаб и личный состав, укрыть технику, оборудовать учебные классы и офицерские общежития.
Как нам рассказали наши новые друзья, в первые дни после войны военнослужащие союзных войск неоднократно встречались между собой. Но со временем эти встречи стали реже, а к нашему приезду они вообще не проводились. Правда, отношения между нами и союзниками во время случайных встреч оставались дружественными.
Как и в Венгрии, нашим правительством тогда проводилась политика сближения с австрийским народом. В то же время и жители города, несмотря на то, что Австрия в годы войны выступала на стороне противника, относились к нам доброжелательно. Это позволяло нашим офицерам бывать везде в любое время и чувствовать себя в безопасности.
После всего пережитого на войне хотелось встряхнуться и по-новому посмотреть на мир. Но расслабляться было нельзя. Военная служба требовала всегда находиться в боевой готовности. Только по выходным дням разрешалось отлучаться из части и проводить время по своему усмотрению.
Находясь в таком прекрасном городе, как Вена, нас конечно интересовало буквально все: архитектурные памятники, дворцы, соборы, музеи, парки, некрополь. Мы посещали концертные залы, кинотеатры, цирк, аттракционы. К сожалению не удалось побывать в знаменитом венском оперном театре. В годы войны он пострадал от бомбежки и еще не был восстановлен.
Так как наша воинская часть располагалась неподалеку от Дуная, то в летнее время офицеры иногда посещали там пляж, находившийся на противоположном берегу. Добирались туда на курсировавшей моторной лодке. Но купались не в Дунае, где было сильное течение и мутная вода, а во впадающей в него небольшой, тихой речке. В то время между ней и Дунаем находился нудистский пляж. Нас шокировало, когда мы там впервые увидели купающихся вместе голых мужчин и женщин. Но потом свыклись и не обращали на них внимания. Что касается нас, то мы себя не оголяли.
В те первые послевоенные годы большинство офицеров были холостяками и в том возрасте, который призывал к любви. Некоторые мечтали найти подругу жизни и вспоминали о девушках своей юности, с которыми вели переписку и хотели встретиться. Но для этого необходимо было съездить домой. А отпуска не предоставляли. В то же время не разрешали жениться на иностранках. Единственное, что допускалось – временные встречи с местными девушками.
Излюбленными местами офицеров нашей части были Дом офицеров, который размещался в центре города во дворце Франца Иосифа и находившееся неподалеку от него увеселительное заведение под названием «Курсалон».
Дом офицеров привлекал своим богатым убранством и тем, что в нем можно было хорошо отдохнуть и повеселиться. Причем, разрешалось приходить с девушками. Там постоянно проводились концерты, имелся прекрасный танцевальный зал, где играл австрийский джаз-оркестр и, что особенно важно, был ресторан с достаточным выбором блюд и доступными ценами. Хотя в то время в самой Вене с продуктами питания обстояло плохо. Вечера проходили весело. Офицеры получали заряд энергии на всю последующую неделю.
Курсалон находился в небольшом парке и занимал одноэтажное деревянное здание. В нем одновременно размещались кабаре и варьете. Кабаре представляло собой небольшой зал. В центре его находилась танцевальная площадка. По краям ее в два ряда с проходом между ними были установлены столы для посетителей. По вечерам в нем играл небольшой оркестр, который исполнял модные в то время танго, вальсы, фокстроты. Варьете по размерам было больше кабаре. Оно напоминало обычное кафе, заставленное столами для посетителей. Но, кроме того, в нем была небольшая сцена, где по вечерам выступала постоянная труппа артистов. В обоих заведениях предлагались различные напитки и блюда. Но из-за высоких цен посетители, как правило, ограничивались только покупкой недорогих напитков.
Наши офицеры охотно посещали оба заведения. Однако предпочтение отдавалось кабаре, где было больше возможностей для знакомства с местными девушками. Наличие танцплощадки позволяло приглашать их на танец, а затем предложить сесть за свой столик. В то же время и эти девушки приходили сюда чтобы познакомиться с нашими офицерами, провести с ними вечер, а, если повезет, то завести роман. Была и другая причина – недостаток местного мужского населения из-за потерь в годы войны и нахождения в плену.
Зная обстановку в кабаре, наши офицеры перед тем как туда пойти, иногда заходили в военторг, а в позднее время – в ресторан Дома офицеров и там покупали некоторые напитки и продукты. По прибытии в кабаре они отдавали все официанту (нам в то время это разрешалось) и тот с изысканными манерами подавал их на подносе к столу. Безусловно, это привлекало внимание находившихся там девчат и стоило им подать сигнал, как они сразу же оказывались рядом.
Конечно знакомство с девушками не ограничивалось только посещением этого кабаре. С ними можно было познакомиться и при посещении других заведений. Они ждали нашего приглашения, стоя у входа в Дом офицеров. С этой же целью приходили к расположению нашей части. Их нельзя было назвать проститутками. За свои услуги они денег не брали. Но, если не отказывались от угощения, считали своим долгом как-то отблагодарить. А как? Только собой.
Был такой случай. В один из выходных дней я прогуливался по Вене и зашел в военторг. В тот день там продавалась фаршированная рыба. Я ее купил, чтобы потом полакомиться. Немного позже зашел на стадион, который находился в центре Вены, сел на скамейку и стал смотреть проводившиеся там соревнования по боксу. Сверток с рыбой положил рядом с собой.
Немного позже сзади меня уселась молодая пара. Через некоторое время девушка слегка дотронулась до меня, пальцами указывая на сверток с рыбой, и спросила: «Это фиш (рыба)?» Кивком головы я подтвердил, что это рыба и предложил попробовать. Ответа не последовало.
Соревнования закончились. Все стали расходиться. Исчезла и та парочка, что сидела сзади. Я тоже покинул стадион, вышел на улицу и направился на трамвайную остановку, чтобы уехать в часть. Вдруг я почувствовал, как кто-то опять дотронулся до моего плеча. Я обернулся и увидел улыбающееся лицо той самой девушки. Кавалера с ней не было. Ради рыбы она покинула его. Я предложил ей взять эту рыбу и отправиться к нему. Вместо этого она взяла меня под руку и повела к себе домой.
Происходившие тогда встречи были, как правило, случайными и одноразовыми. Никто не ручался за их последствия. В результате некоторым офицерам после таких встреч приходилось обращаться за помощью к врачам. Чтобы этого избежать, необходимо было найти постоянную подругу. Но ведь ее надо было найти. А где?
Мне в этом повезло. А началось все с того, что однажды от нашего полка была направлена группа офицеров, в том числе и я, на выполнение специального задания в пригороде Вены – Медлинге. Он находился на противоположной стороне города по отношению к расположению нашей части. Там нас разместили на несколько дней в гостинице и каждому была поставлена задача – на определенном участке дорог проверять у всех советских военнослужащих документы, удостоверяющие их личность. Причиной тому послужило появление в Вене и ее пригородах иностранцев, переодетых в нашу военную форму с целью своим вызывающим поведением дискредитировать авторитет советских офицером среди местного населения.
Эту миссию я выполнял на шоссейной дороге, соединявшей Вену с пригородом. Здесь же проходила трамвайная линия. С помощью небольшого жезла я, при необходимости, останавливал проезжавший автотранспорт и задерживал трамваи, чтобы у находившихся там наших военнослужащих проверить документы.
Неся службу, я увидел двух стоявших возле одного дома девушек, которые постоянно смотрели в мою сторону. Выбрав момент, когда я был свободен, одна из них подошла ко мне и напрямую сказала, что желала бы со мной встречаться. Конечно, для меня это было полной неожиданностью. По советским понятиям того времени такой поступок с ее стороны не укладывался в рамки поведения наших девушек. Но ведь я находился в капиталистической стране, и может у них так было принято.
До этого был подобный случай. Он произошел во время войны, когда наша воинская часть шла с боями через Польшу и на некоторое время задержалась в небольшом населенном пункте. Я заметил, что куда бы ни пошел, за мною постоянно следовала симпатичная молоденькая полька. Такое поведение не бывает беспричинным. Поэтому подошел к ней сам и спросил, что ее заставляет повсюду следовать за мной. Она, не задумываясь, но с некоторым волнением ответила: «Ты мне нравишься, и я хочу быть с тобой». Что я мог ей ответить в то время? Только одно: «В нашей Красной Армии во время войны это запрещено». Мой ответ на нее подействовал: она смирилась и больше не преследовала.
Теперь было мирное время, и передо мною стояла и ждала ответа стройная симпатичная девушка. Я согласился, назначив ей встречу на девятнадцать часов на конечной остановке трамвая. В указанное время мы встретились, и с того момента у меня появилась постоянная подруга. Ей было семнадцать лет, а мне – двадцать один год. Она работала в парикмахерской. Ее отец австриец, а мать чешка, поэтому знала два языка. Схожесть чешского и русского языков позволяла нам друг друга понимать. С ней бывал в Доме офицеров, ходил на танцы в разные клубы, гулял по Вене, посещал бассейны и пляж на Дунае.
Когда возвращался от нее в часть, то по пути иногда заезжал в Курсалон, чтобы оттуда ехать не одному, а вместе с нашими офицерами. Но однажды произошел курьезный случай. Когда я вошел в кабаре, ко мне подошел мой товарищ по полку и сказал, что меня ждет одна особа и хочет со мной встретиться. Вскоре подошла и она. До этого я ее видел здесь. Она была стройна и красива, пользовалась успехом у мужчин. Я видел, как она смотрела на меня, когда я находился в кабаре. На этот раз она была одна и ждала моего прихода. Отказываться от нее было бы не по-джентльменски. Незаметно время пребывания в кабаре подошло к концу и все начали расходиться. Неожиданно ко мне подошел фельдшер нашего полка и поинтересовался – был ли я в этот день у своей знакомой. Услышав положительный ответ, он попросил меня уступить ему эту незнакомку. Причиной тому послужило неожиданное исчезновение находившейся с ним до этого девушки. Пришлось пойти ему навстречу, тем более он, как фельдшер всегда при необходимости мог оказать помощь взаимно. Получив мое добро, он подошел к незнакомке и взял ее под руку, чтобы увести. Но она отказала ему, сказав, что пойдет только со мной. Он снова обратился за помощью ко мне. Пришлось ей солгать, что меня срочно вызывают на службу. После некоторого препирательства она все-таки согласилась. А через три дня фельдшер оказывал помощь сам себе. За его дерзкий поступок она «наградила» его гонореей.
В конце декабря 1946 года офицерам нашего полка впервые предоставили отпуска. Это случилось спустя более полутора лет после окончания войны. Если к этому прибавить время службы с момента призыва в армию и нахождения на фронте, то составит несколько лет, как расстались с близкими людьми. С радостным настроением офицеры отправлялись в родные места. До границы ехали поездом все вместе, потом по разным направлениям. Я и еще два офицера прибыли в Москву. На Киевском вокзале нас встречали родственники. Среди них была моя двоюродная сестра Тамара. С ней приехали домой, где меня ждала моя мама и мой младший брат Володя.
Со дня моего убытия из Москвы ничего не изменилось: та же коммунальная квартира, общая кухня с примусами и керосинками и маленькая восьмиметровая комната, в которой они жили. В годы войны им досталось: плохо питались, одежда износилась. Единственное, что их выручало, мой денежный аттестат и несколько присланных после войны посылок с вещами, которые они обменивали на продукты. Поэтому, когда я получил и принес домой положенный мне на период отпуска продовольственный паек, мама от увиденного чуть не упала в обморок. Конечно, она поделилась с семьей, у которой в годы войны погибли два старших сына.
Находясь дома в Москве, я старался наверстать упущенное в юности. Тогда в молодости из-за отсутствия денег я не мог посещать театры. Этот пробел с лихвой восполнил во время отпуска.
По-иному проводили свой отпуск те, кто жил в сельской местности. Мой друг, старший лейтенант Петр Мягков находился в это время в небольшой деревне Оренбургской области. Когда его призывали в армию, ему было восемнадцать лет, и выглядел он совсем юным, а вернулся зрелым мужчиной. Его неожиданное появление в деревне взбудоражило все ее население. Каждый спешил его увидеть и поздравить с победой. Взрослые заходили в избу, принося с собой самогон и закуску, а дети рассматривали его через окна. Он скромно сидел за столом в военной форме, а на его гимнастерке сияли ордена и медали.
В своей деревне он стал почетным человеком. Его приглашали на все проводимые торжества. А однажды попросили быть тамадой на свадьбе. Он согласился. В то время было принято приглашать на свадьбу ряженого. В той деревне был такой человек, который выполнял эту роль. Он обычно надевал маскарадную форму одежды, а лицо раскрашивал углем, мукой и свекольным соком. На этот раз Петр предложил ему воспользоваться масляными красками, которые привез с собой из Вены. Тот согласился и раскрасил свое лицо так, что был восторженно принят на свадьбе. Но после этого он долго не мог смыть краску с лица. Конечно, Петру предлагали жениться, показывали ему невест. Но он отказывался. Причиной тому была украинка, с которой он в то время встречался в Вене.
Также как Петр проводил свой отпуск в деревне и другой наш однополчанин. Только это было где-то на Урале. В отличие от Петра, он решил жениться и взял себе невесту из зажиточной семьи. Знакомство с ней состоялось во время очередного застолья. На свадьбе гуляла вся деревня. Но и после нее пьянки не прекращались. В полупьяном состоянии его вместе с молодой женой посадили на поезд. В таком же виде он прибыл в Вену: когда ехали в поезде, его жена каждый раз перед едой подносила ему спиртное. На следующий день после прибытия в часть, он собрал своих друзей, чтобы познакомить с женой. Девушка была приятной наружности, но сильно хромала на левую ногу. Муж по пьянке этого раньше не замечал.
Примерно в конце 1947 года положение резко изменилось. Офицерам запретили ходить в рестораны и другие подобные заведения. Для посещений оставили только три кабаре, находившиеся в центре города. В Дом офицеров не стали пускать австриек, в результате чего танцевальный зал опустел, а эстрадный оркестр был заменен на духовой. Стали преследовать офицеров за связь с австрийками. Все это унижало их достоинство.
Со мною вместе в учебной батарее в должности командира взвода связи проходил службу один офицер. Он прошел большой боевой путь, имел ранение и награды. В Вене он встретил девушку, родители которой были русские, эмигрировавшие из России до революции. Он с ней встречался до запрета и после. Жениться на ней не собирался. Его забрал СМЕРШ и посадил на гауптвахту, а меня пригласили в качестве понятого. Когда я увидел его в камере, то не поверил своим глазам. С ним обошлись, как с преступником. Он стоял без погон и сапог. На гимнастерке и бриджах были срезаны все пуговицы. Поэтому, чтобы бриджи не сползли вниз, он вынужден был их постоянно держать руками. На другой день его отправили в СССР. В последующем он продолжал служить и дослужился до звания “полковник”. Но это обращение с ним осталось болью на всю его жизнь.
После всего увиденного я стал более осторожным в своих действиях и желаниях. В то время я с удовольствием посещал Танцинститут, который находился неподалеку от нашей воинской части. В нем в дневное время обучали граждан, желавших научиться танцевать, а вечерами устраивались обычные танцы под оркестр. Туда я приходил с одним из офицеров своей части. Мы приглашали местных девушек и танцевали с ними все танцы подряд. Но иногда, когда играли быстрый фокстрот, мы танцевали с ним вместе линду. Я был ведущим, а он выступал в роли партнерши. Все исполнялось в темпе и азартно. Постепенно танцевавшие вокруг пары останавливались и смотрели на нас восхищенными глазами. Так повторялось каждый раз, когда мы наведывались в это заведение. Но однажды ко мне подошла пожилая женщина, хозяйка Танцинститута, и спросила: “Господин лейтенант, не могли бы вы обучать этому танцу в нашем заведении?” Я ответил отказом, ссылаясь на занятость по службе, хотя причиной могло быть и другое.
Да, был такой период, когда следили за всеми и за каждым. А когда стали приезжать жены офицеров, то организовали слежку и за ними. Конечно, офицеры продолжали встречаться с австрийками, но это не афишировалось. Они также ходили в Дом офицеров, но только для того, чтобы купить в ресторане продукты, а потом отправиться в кабаре. Несмотря на эти ущемления, я с большой теплотой вспоминаю период своего пребывания в Вене. На всю жизнь остались в памяти сами венцы и красоты этого города.
Я уехал из Вены в конце июля 1948 года в связи с поступлением на автотракторный факультет Военно-транспортной академии, которая находилась в Ленинграде. Всего было принято на факультет около восьмидесяти офицеров. В основном это были фронтовики. Начался новый период в моей военной службе.
1 октября 1948 года начались занятия. Первое полугодие было для всех нас периодом втягивания в учебу. Объяснялось это тем, что каждый поступивший в академию офицер имел многолетний перерыв в учебе. Предстояло учиться в течение пяти лет. На первом курсе проходили общеобразовательные дисциплины высшей школы. На последующих курсах стали изучать специальные дисциплины. В летнее время после первого курса выезжали в Красносельские лагеря, где изучали общевойсковые дисциплины. В последующие годы проходили практику на автозаводах и в воинских частях. Заканчивалось обучение сдачей государственного экзамена по “Основам марксизма-ленинизма” и защитой дипломного проекта. В декабре 1953 года я получил диплом с присвоением квалификации военного инженера-механика.
Требования к слушателям академии предъявлялись высокие. За полученную в семестре итоговую неудовлетворительную оценку могли отчислить из академии. На партийных собраниях обсуждали всех коммунистов, которые получали даже удовлетворительные оценки.
Большое внимание уделялось спорту. Все слушатели должны были принимать участие в ежемесячно проводимых кроссах (летом бег на 3000 м, зимой лыжная гонка на 10 км.). Помимо этого, я дважды в неделю посещал секцию гимнастики.
После окончания академии я проходил службу в автослужбе Воронежского военного округа (1954-1959 гг.), на военной кафедре Воронежского инженерно строительного института (1960 г.), в отделе военно-учебных заведений Московского военного округа (1961-1967 гг.). Затем был прикомандирован к ЦК ДОСААФ СССР в Управление военно-технической подготовки на должность начальника отдела автомобильной подготовки – заместителя начальника управления (1968-1984 гг.).
В период службы в Воронежском и Московском военных округах я как штабной офицер привлекался на различные учения, участвовал в инспекторских проверках войск, военно-учебных заведений и военных кафедр.
В ЦК ДОСААФ СССР мне было поручено осуществлять контроль за состоянием подготовки будущих военных водителей во всех автошколах ДОСААФ страны, проводить мероприятия по совершенствованию учебно-воспитательного процесса, организовывать и проводить учебно-методические сборы с руководящим составом автошкол и с заместителями председателей краевых и областных комитетов ДОСААФ по военно-технической подготовке.
Помимо этого, я организовал курсы по повышению квалификации преподавателей и мастеров автошкол при некоторых автомобильных заводах страны, участвовал в разработке учебных программ, автотренажеров, учебных макетов и технических фильмов, подготовил и выпустил в свет около десяти учебных пособий и разработок. За проделанную работу был награжден орденом “За службу Родине в Вооруженных Силах СССР” 3-й степени. Этот орден мне вручал председатель ЦК ДОСААФ СССР, трижды Герой Советского Союза маршал авиации А.И. Покрышкин.
Я уволился из армии в январе 1984 года в звании полковника, прослужив в ней более сорока лет. В марте 1985 года в ознаменование 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне меня наградили вторым орденом Отечественной войны 2-й степени.
За период военной службы, помимо вышеназванных орденов, я был награжден 25 медалями, в том числе “За боевые заслуги”, “За оборону Москвы”, “За взятие Берлина”, “За освобождение Праги”, “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”.
После увольнения из армии я в течение шестнадцати лет продолжал работать в гражданских учреждениях. Основным направлением моей деятельности в этот период была подготовка водителей автомобилей для народного хозяйства.
Многолетний опыт работы в этой области позволил мне подготовить “Пособие мастеру производственного обучения вождения автомобилей”. На Всероссийском конкурсе “Водитель ХХI века. Новые технологии обучения”, который проводился в 2004 году, ему присуждено первое место в номинации “учебные пособия”, а я, как автор, был награжден Дипломом I-й степени.
С каждым годом мы отдаляемся от победного майского дня 1945 года. В 1995 году страна торжественно отметила 50-летие со дня Победы в Великой Отечественной войне, а в 2000-м году – 55-летие. Эти юбилейные даты были отмечены военными парадами на Красной площади. В обоих я принимал участие.
Так же, как 1 мая 1941 года, я шел по брусчатке Красной площади, четко чеканя шаг и строго выдерживая равнение в шеренге. Но тогда я шел среди безусых юнцов, у которых военная служба только начиналась. Теперь со мной в шеренгах шли пожилые люди, умудренные опытом жизни, участвовавшие в Великой Отечественной войне и награжденные за верную службу своей Родине многими орденами и медалями.
3 декабря 2001 года командование Московского военного округа пригласило участников Великой Отечественной войны в Центральный дом Российской армии, чтобы торжественно отметить 60-летие со дня начала разгрома немецко-фашистских войск под Москвой. Меня попросили придти в парадной форме и принять участие в торжественном выносе и представлении боевых знамен соединений и частей, участвовавших в этой битве. Каково было мое удивление и волнение, когда я увидел среди них знамя своей 149-й стрелковой Новоград-Волынской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии. До этого я его никогда не видел. В тот момент, когда представляли это знамя, меня пригласили к нему подойти. Чеканя шаг, я подошел, отдал честь, снял фуражку, преклонил колено и поцеловал его. В этот миг я вспомнил весь свой боевой путь и всех бойцов своего взвода. Этот день остался памятной вехой в моей жизни.
Незаметно пролетело еще несколько лет, и наша страна отметила 60-летие Победы в Великой Отечественной войне. Накануне этого праздника фронтовиков приглашали на различные встречи: по месту прежней службы и работы, в школы, гимназии, в воинские части и даже в детские сады. Их тепло принимали, устраивали концерты самодеятельности, дарили цветы и подарки.
Особое внимание было уделено фронтовикам участникам предстоящего парада на Красной площади. Для них устроили семидневный отдых в подмосковных домах отдыха и санаториях. В составе одной из групп я провел эти дни в Можайском военном санатории. Отдых был организован на высоком уровне. Ежедневно приезжали артисты, устраивались вечера отдыха. Но самое большое впечатление осталось от совместного нахождения и общения фронтовиков. Это чем-то напомнило нам жизнь в те суровые далекие военные годы.
Наступил долгожданный праздничный день. На этот раз участники парада не шли строем по Красной площади, а ехали на специально подготовленных грузовых автомобилях, по внешнему виду напоминавших машины военного времени ЗИС-5. В этот день на трибунах Красной площади среди гостей присутствовали многие главы иностранных государств. При нашем появлении все встали и стоя приветствовали фронтовиков.
Время неумолимо мчится вперед. Прошло еще десять лет. В эти годы по приглашению наших посольств я в составе делегаций фронтовиков из Москвы трижды побывал в Германии и Чехии. То есть в тех странах, в которых я прошел с боями во время Великой отечественной войны в составе 1-го Украинского фронта.
Находясь в Берлине, мы побывали в Карлсхорсте, его восточном предместье, где представители германского командования 8 мая 1945 года подписали Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Побывали так же у Рейхстага, где наши воины водрузили знамя Победы. Около него 9 мая 2012 года я и фронтовик В.П. Шиманский возложили венок. Этот момент был заснят и показан на первом канале телевидения.
В Берлине и Праге мы принимали участие во многих встречах, посвященных Дню Победы, а также посещали кладбища, где захоронены наши воины. Там мы выступали и возложили венки.
Находясь в Праге, по моей просьбе нашу делегацию направили в город Карлсбад (сейчас Карловы Вары). Во время войны этот город стал последним на моем боевом пути. В него я вошел в составе 149 СД 11 мая 1945 года и пробыл там до 1 декабря этого же года.
По прибытии нашей делегации в этот город нас встретил наш Генконсул. В разговоре он задал вопрос: «Кто освобождал Карлсбад ?» В это время в нем были вывешены американские флаги и чехи утверждали, что этот город освобождали именно они.
Я, конечно, был удивлен и рассказал, что за время моего нахождения в Карлсбаде я не видел ни одного американца. В то же время в нем тогда везде стояли наши воинские части, а многие офицеры отдыхали и лечились в гостиницах. Кроме этого Чешское правительство подарило нам гостиницу «Империал».
При последующей поездке в Прагу я передал нашему послу мои фотографии, подтверждающие мое пребывание в Карлсбаде в 1945 году.
Я бывал в подмосковных городах: Вязьме, Ржеве, Смоленске и Туле. Конечно, принимал участие в различных мероприятиях, проводимых в Москве. А 9 мая 2015 года был на параде на Красной площади в честь 70-летия Великой Победы.
БОРИС СЕРГЕЕВ
В предыдущем рассказе говорилось о той большой роли, которую сыграла в моей жизни 2-я Московская специальная артиллерийская школа. Я не ошибусь, если скажу, что такое же влияние она оказала на каждого юношу, прошедшего в ней трехгодичный срок обучения.
За период учебы в ней каждый учащийся получал среднее образование (10 классов) и приобретал базовые военные знания, необходимые ему для дальнейшего прохождения службы в артиллерийских частях Красной Армии. Но особое внимание было обращено на воспитательную работу. Ведь каждый ее выпускник – это прежде всего будущий командир-воспитатель. А им может быть только тот, кто безгранично предан своей Родине и готов в любой момент встать на защиту ее рубежей, а если потребуется, то и отдать свою жизнь ради ее свободы и независимости. Это не пустые слова. Сказанное подтверждается мужеством и героизмом, проявленными ее воспитанниками в годы Великой Отечественной войны.
В 1940 году одновременно со мной в спецартшколу поступил учиться Борис Сергеев. Он учился в параллельном классе (взводе). А дружить мы с ним стали только год спустя, когда школа была эвакуирована в Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Борис был высокого роста (около 180 см.), могуч телосложением, по характеру добрым и отзывчивым, пользовался авторитетом у “спецов”. Среди спортивных секций и кружков, организованных в школе, он выбрал бокс и хор, играл в школьном духовом оркестре на барабане. Он увлекался рисованием. Выполненные им карикатуры на Гитлера и его окружение по стилю напоминали рисунки Бориса Ефимова – известного в стране художника-карикатуриста. Рисовал также дружеские шаржи на “спецов” и учителей. В серии рисунков под названием “День спеца” показал быт учащихся от подъема до отбоя в период нашего нахождения в эвакуации.
В середине июля 1943 года, после окончания спецшколы, наши дороги разошлись. Почти всех “спецов”, в том числе и меня, направили в артиллерийские училища. Бориса же, по ходатайству отца, который тогда находился на фронте и командовал танковой бригадой, направили в Ульяновское танковое училище. Это училище Борис окончил в октябре 1944 года. Ему присвоили звание “младший лейтенант” и направили на 3-ий Украинский фронт в 10-й механизированный корпус, которым в то время командовал Василий Антонович Сергеев, его отец. Там он был назначен на должность командира танкового взвода, охранявшего боевое знамя корпуса. Следует пояснить, что это поручение одновременно было почетным и ответственным, так как при утрате знамени соединение (часть) теряет свое название и подлежит расформированию.
В январе 1945 года этот корпус вел бои в Венгрии в районе озера Балатон. Неожиданно противник нанес контрудар, в результате которого штаб корпуса был отрезан от подчиненных ему частей. Управление ими оборвалось, необходимо было срочно восстановить связь. Воспользоваться рацией не представлялось возможным, так как противник мог свободно перехватить передаваемую информацию, определить местонахождение штаба и уничтожить его. Для передачи подчиненным войскам указаний об их дальнейших действиях и о местонахождении штаба необходимо было направить доверенное лицо (связного). Данное поручение было связано с определенными трудностями: предстояло с боем прорваться через передовые части противника.
Выполнение этого ответственного задания командир корпуса возложил на танковый взвод, которым командовал Борис. Для его усиления был дополнительно выделен взвод пехоты. 22 января 1945 года, когда только начинало светать, танковый взвод в составе трех машин “Т-34” с десантом на броне направился в сторону противника. Сначала продвижение шло успешно. Но вот на пути оказался водный канал, преодолеть который можно было только по мосту. Увидев мост, танкисты устремились к нему.
Но и немцы заметили приближавшиеся к ним танки и открыли по ним артиллерийский огонь. Первые два танка удачно преодолели мост. А когда на нем оказался третий танк, в котором находился Борис, снаряд угодил в мост и разрушил его. Танк накренился и стал сползать в канал. Солдаты, соскочив с танка, заняли оборону. Стал покидать танк его экипаж. Последним был Борис. Но когда он вылез и хотел спрыгнуть, танк стремительно начал падать вниз. Не имея опоры, падал и Борис. И надо было такому случиться, что танк при падении придавил ему ногу. Положение было тяжелым. В прижатой ноге он ощущал нестерпимую боль, а другой упирался в дно канала, чтобы удержаться над водой и не захлебнуться. Единственную помощь, которую могли оказать его бойцы – это подложить ему под голову мешок с махоркой, прихваченный ими во время эвакуации из танка. Затем танкисты присоединились к пехотинцам, чтобы вместе с ними удержать обороняемый рубеж от врага. Начался неравный бой.
Теперь вернемся к тем двум экипажам танков, которые удачно проскочили мост. Они сумели добраться до своих частей и сообщить о положении, в котором оказался штаб корпуса. Немедленно были приняты меры. Связь штаба с подчиненными войсками была восстановлена.
После возвращения экипажей двух танков в штаб корпуса, отец Бориса естественно был встревожен отсутствием третьего, где находился его сын. Вернувшиеся танкисты смогли только указать местонахождение того моста, где отстал от них третий танк. Предчувствие беды заставило Василия Антоновича немедленно выехать туда, а прибыв на место, он увидел страшную картину. На берегу канала лежали убитые пехотинцы и танкисты. Около разрушенного моста в канале находился танк, а рядом с ним покоилось тело Бориса.
О сложившейся здесь ситуации потом рассказал один из случайно уцелевших тяжело раненый боец: “Когда немцы увидели, что в мост попал снаряд и один из танков упал в канал, они бросились вперед, чтобы добить уцелевших наших бойцов, но нарвались на огонь оборонявшихся десантников. Завязался бой, который длился около часа. Но силы были слишком неравные. Один за другим погибали бойцы. После того как выстрелы со стороны оборонявшихся прекратились, немцы подошли к каналу и внезапно напоролись на огонь, который стал вести Борис из своего личного оружия. Они открыли по нему автоматный огонь”.
Когда тело Бориса достали и положили на берегу канала, то в нем обнаружили шестнадцать пулевых отверстий, а в сжатой правой руке находился пистолет без единого патрона. К лежавшему телу сына медленно на подкашивающихся ногах подошел Василий Антонович. Этот мужественный человек, прошедший всю войну и не раз провожавший в последний путь своих однополчан, был потрясен. Перед ним неподвижно лежал самый близкий и дорогой ему человек – его сын. В глазах появились слезы. Он опустился на колени, приподнял тело сына и бережно прижал к себе. Затем опустил его и произнес только одну фразу: “Что я теперь скажу его матери? Не уберег сына”. Борис был единственным ребенком в их семье.
Василий Антонович не захотел хоронить сына на чужбине и обратился к вышестоящему командованию за разрешением провести этот печальный обряд на советской земле. Его просьбу удовлетворили, а также позволили оставить около могилы танк, на котором воевал Борис. Две недели отец вез в танке останки Бориса в город Тирасполь Молдавской республики. Там, на берегу реки Днестр, где находилась братская могила его однополчан, отдавших жизнь за освобождение этого города, он похоронил Бориса.
В семидесятых годах мне довелось побывать в Тирасполе и посетить место захоронения танкистов. Над могилой Бориса была установлена доска с надписью: “Младший лейтенант Сергеев Борис Васильевич (1924-1945 гг.). Рядом стоял танк, на котором он воевал. В последующие годы братскую могилу преобразовали в мемориал. Мне снова удалось побывать там. Все фамилии погибших бойцов были нанесены на мраморные плиты в алфавитном порядке. На одной из них я увидел фамилию Бориса. Неподалеку от этих плит находился тот самый танк.
При встречах с учащимися некоторых школ города я спрашивал у них, что они знают об этом танке. Ответы были разные. Одни утверждали, что этот танк первым ворвался в их город при освобождении его Красной Армией. Другие говорили, что экипаж этого танка героически сражался при освобождении города и погиб. Однако истинной истории его появления на мемориале никто не знал.
В Москве на улице Пречистенка, 12, в школьном здании, где сейчас разместилась прогимназия, а когда-то находилась 2-я Московская спецартшкола, имеется музей. На мемориальной доске среди многих фамилий “спецов”, отдавших свои жизни в годы Великой Отечественной войны за свободу и независимость нашей Родины, золотыми буквами написана и фамилия Бориса, а в отдельных витринах находятся его рисунки, фотографии и орден Отечественной войны 2-й степени, которым он был награжден посмертно.
ДВОРОВЫЕ БРАТЬЯ
В Москве, рядом с Садовым кольцом и между улицами Остоженка и Пречистенка протянулся Кропоткинский переулок, названный так в 1921 году в честь русского революционера, теоретика анархизма, географа и геолога, проживавшего в дореволюционной России.
В этом переулке давно отсутствуют несколько домов с нечетными номерами. Вместо них оборудована стоянка для автомашин. В том числе нет дома №3, о жильцах которого в дальнейшем пойдет речь. Дом этот ничем не знаменит. В нем не проживали и не останавливались известные люди. Это был один из многих обычных московских домов того времени.
Однако он памятен и очень дорог для тех, кто когда-то родился здесь, вырос, пережил Великую Отечественную войну и жил в послевоенное время. Жильцы этого дома знали друг о друге все или почти все. Вместе радовались успехам и вместе переживали при постигшем кого-либо горе. Долгие годы общения сблизило их настолько, что они стали как большая единая семья, а выросшие дети впоследствии стали себя называть “дворовыми братьями”.
Дом этот появился в начале второй половины девятнадцатого века. Его территория справа и слева была ограничена такими же домами. Тыловой границей считалась кирпичная стена, отделявшая известные в Москве и находящиеся сейчас возле Крымской площади старинные Провиантские склады. Фасадом он выходил на Кропоткинский переулок. На территории дома было четыре деревянных строения. Но только одно из них было отштукатурено. Остальные, простояв более полусотни лет, почернели.
Основным считалось строение, которое выходило фасадом в переулок. Оно представляло собой большое одноэтажное здание с пятью подъездами и надстройкой над его средней частью-мезонином. В то время оно считалось в числе первых домов, построенных в новом московском архитектурном стиле. Еще два строения были построены в виде двухэтажных прямоугольных коробок. Одно из них выходило боковой стороной в переулок, а другое находилось в правом дальнем углу и почти упиралось торцом в каменную стену Провиантских складов. В каждом из них было по два подъезда. И, наконец, четвертое строение, самое большое из всех, было построено в виде двухэтажной квадратной коробки с одним более широким подъездом. Оно стояло в центре и разделяло всю территорию дома на передний и задний дворы. Оба двора утопали в зелени. Повсюду росли липы, каштаны, клены, вербы, хвойные деревья, кусты сирени и жасмина. Перед въездом во двор находились высокие деревянные ворота, а перед ними по бокам стояли две большие гранитные тумбы. До Октябрьской революции домовладельцем был некий Краморев. Он жил в основном строении и занимал в нем большую часть помещений. Всего в четырех строениях было двенадцать квартир, в каждой из них находилось от трех до пяти комнат и кухня. Шесть квартир размещались на первых этажах, пять на вторых и одна в подвале.
После Октябрьской революции советская власть оставила домовладельцу только занимаемые им помещения, а остальные отобрала. Жильцы, которые до этого снимали квартиры, продолжали в них жить, но оплачивали проживание государству. В последующем из-за нехватки жилья их уплотнили, подселив новых жильцов.
Среди тех, кто здесь жил до революции и продолжал жить после нее, были пожилые одинокие интеллигентные люди, которых обычно называли “из бывших”. Как правило, они владели иностранными языками и бывали заграницей. При советской власти вели скромный образ жизни. В обращении с соседями были тактичны, безвозмездно помогали детям бедных семей в овладении иностранными языками.
Проживали также семьи среднего достатка. Их было несколько. Но далее в своем повествовании остановлюсь только на тех из них, в которых были мои ровесники, с кем вместе провел свои детские и юные годы и кого близко коснулась Великая Отечественная война.
Одной из них была семья Комовых. Отец семейства Тимофей Васильевич был инженером и работал в одном из московских учреждений. Его жена Мария Никоновна занималась с детьми. У них их было пятеро Клава, Анатолий, Виктор, Галя, Слава. Виктор и Галя были моими ровесниками, и я с ними поддерживал товарищеские отношения. Причем с Галей я учился вместе с первого по четвертый классы. Вся их семья занимала только одну комнату (24 кв.м.) на первом этаже основного строения.
В этом же строении проживала семья Богачкиных – моя бабушка Александра Николаевна, ее две дочери Анастасия (моя мама) и Мария (тетя) от первого брака и сын Василий (дядя) от второго брака. Они переехали сюда сразу же после того, как погиб на фронте в первую Империалистическую войну отец семейства. Из-за отсутствия денежных средств семья была вынуждена снимать квартиру в подвальном помещении.
Вскоре вышла замуж и покинула подвал Мария. Затем бабушка с Васей получили в одном из строений небольшую, светлую комнату (8 кв.м.) на втором этаже. В подвале продолжала жить Анастасия. Ей в жизни не повезло: дважды выходила замуж и оба раза неудачно. В результате осталась одна с двумя сыновьями. Ради детей она поменяла две подвальные комнаты на одну (8 кв.м.), но зато светлую и находившуюся на втором этаже.
До рождения моего брата Володи (1931 г.) она работала на кондитерской фабрике “Красный Октябрь”. Но после тяжелых родов второго ребенка она стала инвалидом 3 группы и наша семья вынуждена была жить на ее небольшую пенсию и на то, что она могла где-то подзаработать.
Отобранные у домовладельца помещения стали быстро заселяться семьями, прибывавшими из других городов и сельской местности. Им выделяли только комнаты. Поэтому в каждой квартире стало проживать по несколько семей. Таким образом, отдельные квартиры с общей кухней и общим туалетом превратились в коммунальные.
Во всех четырех строениях все жилые помещения были заселены. Из-за недостатка комнат некоторые жильцы проживали даже в проходных темных помещениях без окон. Если комнаты освобождались, то они сразу же занимались очередниками или вновь приезжими.
Количество семей, проживавших в той или иной квартире, можно было определить по числу столов, установленных в кухне. На каждом столе стояли керосинки и примусы. Постоянно пахло керосином. Проветривание помещений осуществлялось только через форточки. Чтобы воспользоваться туалетом или умыться под краном, иногда приходилось занимать очередь.
Из-за отсутствия достаточных площадей в некоторых больших семьях, помимо кроватей, на ночь устанавливали раскладушки. Некоторые спали в коридорах, а в летний период на крышах сараев. Однако, несмотря на такие скудные условия жизни, никто не роптал. Как правило, жили дружно. Бывали, конечно, перебранки, но они быстро прекращались и люди мирились.
В числе первых, кто приехал с периферии в этот дом, были молодожены Дергачевы. Они прибыли сюда в 1921 году из города Алексина Тульской области. Сначала они заняли небольшую комнату в подвале, а затем перебрались в комнату (14 кв.м.), находившуюся в мезонине основного строения. У них родились сын Владимир (1923 г.р.) и дочь Валентина (1925 г.р.).
Отец семейства Георгий Иванович, участник Первой мировой войны, полный георгиевский кавалер (о чем он никогда не говорил), работал на Тверской улице в Филипповской булочной. Его жена Александра Ильинична была домохозяйкой.
В 1922 году в комнате (12 кв.м.) на первом этаже основного строения поселилась молодая чета Елесиных. Они приехали из подмосковного города Орехово-Зуево. В 1924 году у них родился сын Владимир. Отец семейства Иван Георгиевич преподавал историю в одном из вузов. Его жена Варвара Васильевна (дочь руководителя морозовской стачки Федорова) работала в МГК ВКП (б).
В последующем сыновья этих двух семейств стали моими очень близкими друзьями, а с Валентиной я проучился вместе с пятого по седьмой классы. Да и отношение их родителей ко мне было теплое. Отец Володи Дергачева частенько прихватывал меня, когда ходил вместе с сыном в баню, а родители Володи Елесина иногда брали на прогулку за город.
Наша дружная троица постоянно находилась вместе и могла беспрепятственно заходить друг к другу в гости и играть допоздна. В таких случаях нас кормили и поили. Их родители и моя мама никогда ни словом, ни жестом не препятствовали этому. Бывало и так, что мы засиживались допоздна и за нами приходили родители.
Примерно в это же время в центральном строении в одной из комнат (14 кв.м.) на первом этаже поселилась семья Чубуковых из четырех человек. Отец семейства вскоре умер, а мать Ольга Ивановна работала на фабрике “Красная роза”. Их две дочери Мария (1922 г.р.) и Нина (1924 г.р.) примкнули к нашей компании.
В конце двадцатых годов в одной из квартир на первом этаже центрального строения (14 кв.м.) поселился сорокалетний мужчина Василий Петрович Смирнов с молодой женой Ксенией Александровной. Как потом оказалось, он приехал из Костромской области, где у него остались первая жена, шестеро сыновей и его мать. В дальнейшем своих детей и мать он поочередно стал забирать к себе. Так появились в нашем дворе Александр, Михаил, Константин, Виталий, Василий и Евгений Смирновы. Виталий и Василий были примерно нашего возраста и поэтому примкнули к нам.
Одновременно в это же время приехала из Одессы еврейская семья Блинштейнов из шести человек. Они поселились в комнате (14 кв.м.) рядом со Смирновыми. Отец семейства Иосиф Цудокович (или дядя Иосиф, как его называли все ребята) физически был сильным человеком. В Одессе он работал портовым грузчиком, а в Москве устроился кочегаром на фабрике “Госзнак”. Его жена Дора Исааковна не работала и присматривала за детьми. Два старших брата Идель (ребята его звали Виктор 1923 г.р.) и Александр (1924 г.р.) стали нашими друзьями.
Конечно, заработанных на фабрике денег на содержание семьи им не хватало. Поэтому отцу семейства приходилось подрабатывать перевозкой мебели на высокой двухколесной тележке. Иногда, когда не было побочной работы, он катал на этой тележке всех малышей нашего дома по булыжной мостовой Кропоткинского переулка. Из-за толчков на неровной дороге дети подпрыгивали, но продолжали кататься, визжа от радости.
Семья Блинштейнов все время мечтала, чтобы у них была дочка. И, когда спустя несколько лет у них появилась маленькая Мира, радости не было конца. Все ей уделяли внимание: и семья, и жильцы дома. Когда ей стало два годика, то все четыре брата выводили ее во двор, становились в кружок и перебрасывали из рук в руки. Дора Исааковна только смотрела и ахала.
В то довоенное время во всех строениях нашего и соседних домов отопление помещений было печное – дровами. Поэтому жители нашего и ближайших домов нередко приглашали дядю Иосифа, чтобы напилить и наколоть им дров. Для этого он брал себе в помощники своих старших сыновей. Но, зная мое бедственное положение, он приглашал и меня, чтобы собирать и складывать дрова в сарае. За мою работу он мне платил один – два рубля. А это для меня были большие деньги. На них я мог сходить в детский кинотеатр несколько раз. Входной билет тогда стоил 20 копеек.
Вообще о дяде Иосифе можно говорить много хорошего. Ведь всю эту работу, которую он мне поручал, могли выполнить его сыновья. Но он все-таки брал меня, чтобы приучить к труду и через него внушить, что оплачиваемая работа это не подачка из жалости к бедному, а честно заработанные деньги. В дальнейшем он стал меня привлекать к пилке и колке дров, за что я ему очень благодарен.
Чтобы по достоинству оценить отношение этого человека к проживавшим рядом соседям, приведу еще один пример. За десятилетний труд руководство фабрики “Гознак” предоставило его семье на летний сезон бесплатное проживание на даче под Москвой в Пушкино. Конечно, эта дача стала вторым домом для молодежи нашего дома. Каждый выходной ребята и девчата отправлялись туда, чтобы весело провести время, походить по лесу, искупаться в реке. Иногда приезжали с ночевкой, спали на полу. Их всегда принимали радушно. Все чувствовали себя как дома.
В 1930 году в одном из строений поселилась семья Токаревых. Они переехали сюда по обмену из Савеловского переулка, а до этого жили в Тульской области. У них было трое детей. Старший Александр (1926 г.р.), его почему-то родители и мы называли Аликом, стал нашим товарищем по детским играм. С ними также проживала мать отца. Занимали они две комнаты (22 и 16 кв.м.) на втором этаже строения, выходившего в переулок. Отец семейства Сергей Александрович преподавал историю в вузах. В дальнейшем он стал известным советским ученым этнографом. Его жена Татьяна Яковлевна преподавала биологию в средней школе. По сравнению с другими семьями, проживавшими в этом доме, они считались более обеспеченными.
В середине тридцатых годов на втором этаже центрального строения поселились еще две семьи. Среди них были и наши ровесники Николай Васильев и Иван Егорушкин. Тем самым наша компания пополнилась еще на два человека.
Сейчас, на склоне лет, когда мысленно возвращаюсь к тем далеким годам детства, на душе становится тепло и как-то трогательно. Конечно, жили тяжело и были трудности, но они ничто по сравнению с теми чувствами, которые я испытывал в то время.
Когда мне было шесть-семь лет и я ранним весенним утром поднимался и выходил из своего подвала, то сначала видел синее небо, а затем залитый солнцем двор и покрытые зеленью деревья. Это радовало меня больше всего. Потом выходили друзья, и начинались беззаботные игры. Они могли продолжаться бесконечно. Но прерывались голосом моей мамы, зовущим идти домой.
Но такие чувства я испытывал только по выходным дням, когда был дома. В остальные дни круглосуточно находился в детском саду при московской кондитерской фабрике “Красный Октябрь”, где работала моя мама.
В то далекое время в нашей стране проводилась антирелигиозная политика. Особенно она проявлялась, когда 1 мая – День международной солидарности трудящихся совпадал с празднованием Пасхи. Как раз это случилось в год моего пребывания в детском саду. По указанию сверху собрали старшую группу мальчишек и девчонок, снабдили ее транспарантами с призывами типа “Долой Пасху!”, “Долой попов!” и направили вместе с воспитательницами на фабрику. С этими транспарантами ребята ходили по цехам. Рабочие были рады видеть своих малышей. Конечно, их внимание было направлено не на лозунги, а на нас. В каждом цеху наши карманы пополнялись конфетами и шоколадками. С радостными лицами наша “агитбригада” покидала кондитерскую фабрику.
Но не дремали и верующие в Бога пожилые люди. В противовес этому моя бабушка Александра Николаевна иногда по выходным дням брала меня с собой в церковь. Раза два в религиозные праздники я ходил с ней в Храм Христа Спасителя. Запомнилась процедура посещения. Перед тем, как попасть в храм, необходимо было преодолеть множество ступенек. На каждой ступеньке по краям стояли нищие. Большинство из них было в лаптях и потрепанной одежде. Бабуля обычно проходила около ряда, который находился справа. Начиная с нижней ступеньки, она подходила к нищему и подавала ему грош, полушку или копейку. Тот в ответ благодарил, трижды крестился и кланялся в пояс. После этого, как бы в ответ, крестилась и кланялась в пояс бабушка. Затем она поднималась на ступеньку выше, и вся процедура повторялась с другим нищим. Для преодоления всей вереницы нищих уходило 15-20 минут. Только после этой церемонии мы с ней попадали в храм. При входе в него нас обволакивал приятный лампадный запах. Было тихо и торжественно, слышалось пение церковного хора. Повсюду горели восковые свечи. В конце службы богомольцы, в том числе и я, поочередно подходили к батюшке. Каждый получал благословение, столовую ложку кагора и просвирку.
В начале декабря 1931 года мама зашла за мной в детсад и мы, как обычно, направились к набережной Москвы-реки. Подходя к ней, увидели возбужденную толпу людей. Везде стояли милиционеры. Среди всех бродил полуголый с цепями на шее юродивый. Он то падал на землю, то вставал и кричал: “Конец света!”. А в это же время на противоположном берегу Москвы-реки раздавались взрывы, уничтожающие Храм Христа Спасителя.
Несмотря на продолжающуюся в стране антирелигиозную кампанию, бабуля по-прежнему старалась привлечь меня к церкви. Как-то перед Пасхой она неожиданно принесла мне небольшой кулич и сказала, что его надо освятить в церкви. На следующий день я направился в ближайшую церковь на Остоженке и поставил свой кулич на лавку, где уже стояли большие куличи, пасхи и пасхальные яйца, которые принесли прихожане. Вскоре появился батюшка со святой водой. Обмакивая в нее кисть, он поочередно обрызгивал все, что стояло на лавке. Но, когда проходил мимо моего кулича, мне показалось, что ни одна капля на него не попала. Может батюшка не заметил мой кулич или не придал этому значения, только в моем детском сознании зародилась мысль, что кулич не освящен. Недолго думая, я из этой церкви отправился в другую, которая тогда находилась на Пречистенке. Там освящение кулича прошло по всем правилам. Этот батюшка не пожалел для него святой воды.
В эти же годы я и мои друзья стали выходить за пределы двора. Под надзором старших ребят или кого-либо из родителей ходили на реку купаться. Тогда вода в Москве- реке была чистая-чистая.
А потом, когда нам было по восемь-девять лет, мы стали посещать школу №36, которая тогда находилась на улице Остоженка в здании ныне действующего Государственного лингвистического университета. Эта школа была ближе всего к нашему дому, в ней учились почти все ребята нашего двора. Почему-то сразу же вспоминаются сентябрьские дни, когда начиналась учеба в школе. Выходишь из квартиры во двор, а там все подметено. Это сделал все дворник дядя Вася. Он подмел весь двор ранним утром и стоял в переулке перед воротами в белом фартуке и с эмблемой на правой груди в ожидании участкового милиционера, чтобы доложить о положении дел в доме.
Пока идешь по двору, ко мне обязательно подойдет и, как бы здороваясь со мной, обнюхает любимица двора, дворняжка Дамка. От этого на душе становилось спокойно и по-домашнему уютно.
Выходные дни использовались для посещения кинотеатра “Арс”, который находился на Арбате. В дневное время там всегда показывали детские фильмы. Правда, мы тогда смотрели немые фильмы: звуковые только начинали появляться. Больше всего нас интересовали фильмы про войну, особенно, где участвовали мальчишки. Мы с восторгом следили за их подвигами, переживали и аплодировали. Особый интерес у нас вызывали фильмы с участием Чарли Чаплина. Чтобы лучше увидеть, что показывают на экране, мы, как правило, садились на первом ряду и от души смеялись над комическими действиями артиста, нередко сползая со стульев на пол.
В то время нас интересовало буквально все. В нашем дворе иногда появлялись незваные “гости”. Чаще всего это были люди, желающие подработать. Среди них можно было увидеть стекольщика. Он обычно появлялся с высоким узким ящиком, в котором находился набор разных по размеру стекол, и кричал: “Кому стекла вставить? Стекла вставляем!” Свои услуги предлагал и точильщик. Неся на плече точильный станок, он громким голосом объявлял: “Бритвы правим! Ножи, ножницы точим!” Иногда заглядывал старьевщик, который скупал за бесценок устаревшие вещи. О своем появлении он оповещал: “Старье берем! Старье берем!”
Большой интерес у жителей дома вызывал приход шарманщика. Он нес за плечами шарманку, в левой руке держал коробку с разноцветными конвертами, а на плече у него сидел попугай. Остановившись посредине переднего двора, устанавливал шарманку, на нее ставил коробку с конвертами, а рядом с ней сажал попугая. Затем начинал крутить ручку шарманки, и раздавалась мелодия. Вокруг начинала собираться толпа, как правило, состоящая из детей и женщин. Им интересно было посмотреть на живого попугая, а заодно узнать, что их ожидает в будущем. Кто-нибудь из толпы давал шарманщику пятак. А тот подавал условный сигнал, по которому попугай вытаскивал для покупателя один из конвертов. Обычно обладатель конверта в присутствии всех вскрывал его, вынимал небольшой листок бумаги и вслух читал написанный в нем незамысловатый текст: “Вас ждет удача” или “Предстоит интересная встреча”.
Особый интерес у ребят вызывал человек, которого они между собой называли “Удишкой”. Он как всегда, появлялся во дворе небритым и непричесанным. Пиджак на нем висел, брюки были неглажены, шляпа сползала на затылок. За спиной у него всегда висел дырявый мешок с пустыми бутылками из-под водки.
Он, как и шарманщик, останавливался посреди двора, доставал из кармана красный резиновый шарик и надувал его. Затем периодическим движением пальца открывал и закрывал отверстие трубки, вставленной в шарик. В момент выхода воздуха из шарика раздавался звук “Уди, уди, уди”. Ребят эта игрушка очень интересовала. Но чтобы ее приобрести, необходимо было отдать взамен одну пустую бутылку. Начинались поиски. Одни бежали на помойку, другие устремлялись к местам, где ранее припрятали бутылки, а третьи обращались за помощью к родителям. В течение небольшого времени все ребята становились обладателями этих шариков. После ухода “Удишки” по всему двору раздавались звуки “уди, уди, уди”. Они продолжались до самого позднего вечера.
Проходят годы. Мы становимся старше. Начинаем понимать, что к чему. Перенимаем опыт старших. В то время на переднем дворе между каштановыми деревьями был установлен большой стол и врыты две скамьи. Каждый вечер после работы за него садились взрослые парни и женатые мужчины. Они играли в карты на деньги. Популярными играми были в “петуха”, а у кого водились деньги, в “очко”.
Глядя на них, и мы играли на деньги в “расшибалочку” или “пристеночек”. Играли также в карты и лото. Конечно, на кон ставились копейки. Но когда в нашей компании оказывался Алик Токарев, то мы знали, что у него наверняка есть заветный рубль. Игра могла продолжаться полдня и день. Но в итоге рубль оказывался в наших руках. На выигранные деньги мы покупали мороженое или шли в кино. Играли и в обычные игры: в прятки, салки, двенадцать палочек, казаки-разбойники, лапту, волейбол и футбол.
Когда нам перевалило за двенадцать, то мы стали посещать Центральный парк культуры и отдыха им. Горького (ЦПК и О), который от нас был недалеко: стоило только перейти Крымский мост. В то время вход в парк был бесплатный, а в предвыходные и выходные дни на эстраде выступали популярные артисты, делавшие рекламу своим театрам. В конце парка на границе с “Нескучным садом” находился открытый “Зеленый театр”. Там выступали известные в то время джаз-оркестры под управлением Утесова и Цфасмана, устраивались различные концерты.
Ежегодно в парке проводился карнавал. Он проходил весело, с фейерверком на Москве-реке. На всех эстрадах выступали артисты, устраивались танцы, различные аттракционы. Заканчивался он обычно далеко за полночь. Вход на карнавал и в “Зеленый театр” был платный. Чтобы предупредить проникновение безбилетников, вокруг театра и при входе в парк дежурила милиция. Но мы все равно умудрялись туда попасть бесплатно.
Зимой парк превращался в сплошной каток. Стоимость входного билета была небольшая, что позволяло нам иногда там бывать и кататься на коньках. Помимо этого любили ходить на стадион “Динамо” на футбол, а также в кино. Пожалуй, не было ни одной картины, которую бы мы не видели. Некоторые из них, такие как “Чапаев”, смотрели по десять и более раз, а сценарий знали наизусть. Иногда ходили в цирк на Цветном бульваре и в театры на детские представления. Для нас это были основные развлечения. Следует учесть, что в то время не было телевидения, а вместо радиоприемников стояли только радиоточки в виде больших черных тарелок.
Были и домашние развлечения. Многие взрослые ребята, особенно приехавшие из деревень, стали устраивать кулачные бои. Обычно они проводились между группами парней Кропоткинского и Померанцева переулков. Местом таких боев был небольшой парк, где сейчас находится бассейн “Чайка”.
В назначенное время обе группы и, конечно, зрители (наша ребятня) собирались в этом парке. Сначала начинали биться вожаки группировок. От Кропоткинского переулка признанным вожаком считался Анатолий Комов. Он был невысокого роста, крепкого телосложения, а также отличался своим упорством и силой удара.
Перед боем оба вожака раздевались по пояс. Сначала они подзадоривали друг друга. Потом сходились и начинали драться. Бой шел до первой крови, появившейся у одного из противников. Никто из остальных участников не имел права вмешиваться. Только после появления крови у одного из бойцов их разводили, бой прекращался. После этого в драку вступали члены группировок. Победителем считалась та сторона, у которой после боя на поле сражения оставалось больше бойцов.
Обычно бой между вожаками выигрывал Толя Комов. Но однажды он пропустил сильный удар в голову выше левого уха и проиграл поединок. От удара у него закружилась голова, а по лицу потекла кровь. Товарищи увели его под руки, а когда проводили по переулку перед окнами его квартиры, то увидавшая его мать воскликнула: “Наконец-то ему врезали!”.
Были и другие развлечения. Некоторые парни нашего двора гоняли голубей. Особый интерес к этому проявил Костя Смирнов. В сарае для дров, находившемся на заднем дворе, он оборудовал для голубей специальные клетки. С утра до вечера в течение нескольких лет он ухаживал за ними, выращивал молодняк, кормил, поил, выпускал погулять. Голуби к нему привыкли настолько, что могли безбоязненно сесть ему на руку или плечо, взять корм изо рта. Любовь друг к другу у них была взаимная. Когда Костя выпускал своих голубей погулять, собиралась вся ребятня, чтобы посмотреть, как они летают. Мы знали породы всех имевшихся у него голубей и могли отличить их друг от друга во время полета.
Работал Костя парикмахером. Заработок был у него небольшой. Однажды нужда заставила его продать своих голубей. Он это делал постепенно. Последней он отнес на птичий рынок самую любимую им голубку “сороку” (птица с белым оперением и одним черным пером в хвосте). Но она тоже привязалась к своему хозяину и через неделю прилетела к нему обратно. Спустя несколько дней, Костя снова продал ее. Но она опять появилась. Так продолжалось несколько раз, что приносило Косте неожиданный дополнительный доход.
Но однажды, когда голубка прилетела и в ожидании хозяина уселась на заборе, ребята из соседнего двора убили ее из малокалиберной винтовки. Печальная весть моментально облетела все квартиры. Хоронили голубку на заднем дворе около центрального строения. Чтобы проститься с ней, собралась вся ребятня. После того, как ее зарыли, над могилкой на стене здания вырезали ножом надпись “Здесь лежит сорока. 14 марта 1938 г”.
Наконец и в нашей семье впервые появилась ценная вещь – патефон Ногинского завода. Но к нему нужны были модные пластинки. Чтобы их купить, требовались деньги. В соседнем доме для одной семьи я дважды в неделю колол и носил в квартиру дрова. За это они платили мне 25 рублей в месяц. А одна пластинка в то время стоила 2 руб.83 коп. Благодаря этому, у меня появился комплект современных в то время пластинок с песнями в исполнении Утесова, Козина, Шульженко, Юрьевой, разные танго, фокстроты, вальсы. Этот патефон с пластинками я каждый вечер выносил на задний двор, а наши девочки, Нина Чубукова и Галя Комова, учили нас танцевать. А после того, как прошли такую подготовку, стали ходить на вечера танцев в 36-ю школу и в ЦПКиО. Получалось хорошо. Мы даже танцевали запрещенный тогда танец линду, за что наших ребят выводили с танцплощадки.
Иногда вечерами мы собирались в подъезде центрального здания и под аккомпанемент гитар, на которых здорово играли братья Блинштейны, пели разные популярные и блатные песни, а также танцевали вальс-чечетку и цыганочку.
После окончания семи классов некоторые парни стали работать на предприятиях или учиться в ФЗО (фабрично-заводское обучение) и в профтехучилищах. А я, Володя Дергачев и Володя Елесин очень любили Красную Армию и хотели стать ее командирами. В праздничные дни, 1 мая и 7 ноября, когда на Красной площади проходили военные парады, мы вставали чуть свет и бежали на улицу, чтобы посмотреть двигавшиеся в центр города танки, артиллерию, конницу, пехоту. Мы сопровождали их до тех пор, пока нас не останавливала милиция.
Почти все ребята нашего двора принимали участие в различных кружках военно-патриотического направления и с гордостью носили значки “ГТО”, “Ворошиловский стрелок”. Военная подготовка регулярно проводилась в школах. В пионерских лагерях устраивались военные игры. По радио постоянно звучали военные марши, а в кинотеатрах шли фильмы военно-патриотического направления. Все верили в непобедимость и мощь Красной Армии и были готовы встать в ее ряды, чтобы при необходимости стать защитниками своей Родины.
Все готовились к войне. Почему-то многие считали, что она будет короткой, и мы победим. Пришла она неожиданно. 22 июня 1941 года фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз. После выступления по радио Наркома иностранных дел В.М. Молотова, многие стали подавать заявления в военкоматы, чтобы их отправили на фронт.
Не забудутся дни первые военные,
Проводы мужчин на войну ежедневные,
Диктора слова о тяжелом положении,
Мальчишеский задор на фронт стремление,
Лица матерей, от горя постаревшие,
Опустевшие дворы и дома осиротевшие.
Друг за другом и мы покидали дома,
Направляясь туда, где гремела война.
С голубою мечтою шли тогда воевать,
Чтоб, как в сказке герой, супостатов прогнать.
Но мечта, как всегда, оставалась мечтой
Ей неведомо было, что дается судьбой.
А судьба многих ребят из нашего двора оказалась печальной, особенно тех, кто отправился воевать в первый год войны. Внезапность нападения Германии на Советский Союз позволила ее войскам проникнуть далеко вглубь его территории. Красная Армия вынуждена была отступать, постоянно подвергаясь бомбардировкам с самолетов и обстрелу снарядами из танков и орудий. Были большие потери. Погибших воинов хоронили наскоро, многих не удавалось даже предать земле. Некоторые оказались в плену или пропали без вести.
В военные годы наибольшие утраты понесла семья Смирновых. Из шести братьев в военных действиях на фронтах приняли участие пять. Старшие братья, Александр и Михаил были призваны в армию и направлены на фронт в 1941 году. Александр воевал на Ленинградском фронте в составе 576-го стрелкового полка 115-й стрелковой дивизии 54-й армии. Погиб в бою 9 июня 1942 года. Похоронен в Киришском районе Ленинградской области. Михаил пропал без вести в декабре 1941 года.
14 ноября 1941 года был призван на военную службу и направлен на фронт в 63-й гвардейский танковый полк средний брат Константин. В должности командира орудия он прошел большой боевой путь, имел звание “гвардии старший сержант”. 5 мая 1944 года при освобождении деревни Щеки Дубровенского района Витебской области был тяжело ранен и скончался в госпитале.
19 марта 1942 года был призван в армию Василий Смирнов. Его направили на фронт под Сталинград в 76-й гвардейский стрелковый полк 27-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й танковой армии. Он воевал в пехоте, был командиром отделения, имел звание “гвардии сержант”. 5 сентября 1942 года погиб в бою и был похоронен в деревне Паншино Иловлинского района.
Из пяти братьев после окончания войны домой вернулся только Виталий, хотя судьба его в военные годы была не из легких. Он, как и многие ребята из нашего двора, мечтал стать командиром Красной Армии. Для этого в 1940 году, не закончив десятый класс, поступил в Куйбышевское пехотное училище. В 1941 году, когда началась война, сроки обучения в училище сократились. Состоялся досрочный выпуск молодых командиров. Ему присвоили звание “лейтенант” и направили на Северо-Западный фронт в распоряжение 84-й механизированной дивизии на должность адъютанта начальника штаба батальона. В августе 1941 года в бою под Новгородом был контужен и попал в плен. Несколько раз пытался бежать, но безуспешно. После каждой попытки немцы жестоко избивали его и оставляли без пищи. А иногда подвешивали за ноги вниз головой. В таком положении он находился до тех пор, пока не терял сознание. Затем его приводили в чувство, выливая на голову ведро холодной воды, и снова подвешивали. Он долгое время находился в лагере военнопленных на западе Германии под городом Гэммер и был освобожден только в апреле 1945 года союзными войсками.
За участие в боевых действиях он был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени и медалью “За победу над Германией в Великой отечественной войне 1941-1945 гг.”.
Мытарства Виталия не закончились и после возвращения из плена домой в Москву. Ему запретили там жить. Только после неоднократного ходатайства отца и мачехи ему дали разрешение на прописку. Чтобы обеспечить себя, он после окончания курсов мастеров сантехники стал работать слесарем. Одновременно с этим сдал экстерном экзамены за десятый класс, а потом поступил учиться во Всесоюзный заочный машиностроительный институт. После его окончания работал ведущим инженером в одном из научно исследовательских институтов Москвы, а затем во ВНИИ оптико-физических измерений.
Отправились на войну и два брата Комовых. Старший брат Анатолий пропал без вести в августе 1941 года. В том же году попал в плен его брат Виктор, но сумел бежать. Когда он вернулся, то никого дома не застал: его родители с детьми были эвакуированы. Он мог воспользоваться предоставленным ему отпуском и съездить к ним, но отказался. Он горел желанием отомстить немцам за издевательства, которые испытал на себе во время нахождения в плену. Поэтому поездке к родителям предпочел снова обратиться в военкомат с просьбой направить на фронт. Но когда туда пришел, ему предложили пройти подготовку в военно-пехотном училище. Он не отказался.
После прохождения ускоренного курса обучения ему присвоили звание “младший лейтенант” и направили в действующую армию на Западный фронт, где его назначили на должность командира взвода противотанковых ружей (ПТР) 445-го стрелкового полка 140-й стрелковой дивизии. В течение двух лет он командовал этим взводом, всегда находясь на опасных направлениях, откуда могли появиться танки противника. Не раз их встречал один на один, но всегда удерживал порученный ему участок обороны, что послужило поводом для присвоения ему звания «лейтенант» и назначения его на должность командира роты ПТР. 29-го ноября 1943 года был убит в бою под Витебском при освобождении Белоруссии.
Приняли участие в военных действиях и два брата из семьи Блинштейнов. Старший из них, Идель, был призван на военную службу в сентябре 1942 года. В феврале 1944 года был направлен на фронт и вскоре пропал без вести. Его брат Александр был призван в армию в октябре 1942 года, а затем, после прохождения курсов обучения на радиста, был отправлен в действующую армию в 276-й отдельный батальон связи 129-й стрелковой дивизии. 17 января 1945 года погиб в ходе боевых действий неподалеку от деревни Шиги в Польше. Посмертно награжден орденом Отечественной войны 2-й степени.
В 1941 году был призван в армию, а затем направлен на фронт Иван Егорушкин. Он воевал в составе 482-го стрелкового полка 131-й стрелковой дивизии. Погиб в бою 2 августа 1942 года при освобождении города Калач Воронежской области.
Николай Васильев в 1941 году прошел ускоренный курс в военно-десантном училище. Ему присвоили звание “лейтенант” и направили на Северо-Западный фронт, в 10-ю воздушно-десантную бригаду. Затем в составе этой бригады он воевал под Сталинградом и на Украине. При освобождении Сумской области был тяжело ранен и умер от ран 24 августа 1943 года.
По-своему сложилась судьба Александра Токарева. В сентябре 1941 года он вместе с родителями эвакуировался в город Абакан Красноярского края. Там продолжил учебу в девятом классе, проучился полгода в десятом. В это время его одноклассники, а они все были старше Саши на один год, были призваны в армию. Он решил пойти в армию вместе с ними, для чего переделал в паспорте свой год рождения с 1926 на 1925. Его призвали, а после непродолжительной военной подготовки в Новосибирске направили в Москву в воинскую часть для отправки на фронт.
К этому времени в Москву из эвакуации вернулись его родители. Мама, Татьяна Яковлевна, сумела убедить военное руководство, что ее сын не имеет призывного возраста. Благодаря этому, он оказался не на фронте, а в военной школе по подготовке радиоспециалистов, которая находилась в Москве. После ее окончания ему присвоили звание “сержант” и в октябре 1944 года направили на 1-й Украинский фронт в 25-ю гвардейскую механизированную бригаду. Там его назначили начальником подвижной мастерской по ремонту радиоаппаратуры на танках. На этой технической “летучке”, как ее называли во время войны, он дошел до Праги, оказывая помощь танкистам в устранении неисправностей в радиоаппаратуре. Нередко приходилось этим заниматься в условиях боевой обстановки. За участие в Великой Отечественной войне он награжден медалями “За освобождение Праги”, “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”
После окончания войны он демобилизовался и вернулся домой в Москву. За короткий срок подготовился и сдал экзамены экстерном за десятый класс. Затем поступил в Московский институт международных отношений. После пятилетнего обучения в нем его снова призвали в армию и присвоили звание “лейтенант”. Служил сначала в Австрии, а затем на Дальнем Востоке в одной из частей радиоразведки. После увольнения был редактором газеты “Московские Новости”. Затем стал работать корреспондентом ТАСС в Алжире и Тунисе.
Владимир Дергачев мечтал стать командиром Красной Армии с детских лет. Для осуществления своей мечты в пятнадцатилетнем возрасте поступил во 2-ю Московскую специальную артиллерийскую школу. После трехгодичного обучения в ней, получил среднее образование и первоначальные военные навыки будущего командира-артиллериста. В 1941 году был направлен в 3-е Ленинградское артиллерийское училище. Но началась Великая Отечественная война. Положение в стране было тяжелое. Училище эвакуировали в город Кострому и перевели с трехгодичного срока обучения на шестимесячный. По этой причине Владимир окончил училище досрочно в конце того же года. Его мечта сбылась: он стал командиром Красной Армии в восемнадцать лет.
Во второй половине января 1942 года в звании “лейтенант”, его направили на Западный фронт в район города Юхнов Калужской области в 913-й артиллерийский полк 344-й стрелковой дивизии на должность командира взвода управления артиллерийской батареи. Так начался его боевой путь.
В дальнейшем он участвовал в боях за освобождение Калужской и Смоленской областей, Белоруссии и Литвы. По долгу службы он всегда находился на переднем крае и осуществлял тесное взаимодействие с командиром батальона, а то и роты, к которым на данный момент была придана батарея.
За период боевых действий был трижды ранен и покидал свои воинские части только на время лечения в госпиталях. А в конце 1944 года его направили на курсы командиров батарей. После их окончания он продолжил военную службу на Дальнем Востоке в должности командира артиллерийской батареи.
В августе 1945 года началась война с Японией и Владимир снова на фронте. Только на этот раз в должности командира батареи. Он прошел боевой путь от реки Амур до Харбина. Из-за отсутствия благоустроенных дорог приходилось преодолевать разные препятствия, вплоть до движения по железнодорожному полотну и заболоченным участкам местности.
Только после окончания этой войны ему присвоили очередное воинское звание “старший лейтенант”. За участие в Великой Отечественной войне он награжден орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды, медалями “За отвагу”, “За оборону Москвы”, “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”, “За победу над Японией” и другими.
Владимир уволился из армии в апреле 1947 года, а через полгода был принят на оперативную работу в Московский уголовный розыск. Там проработал до 1958 года и одновременно окончил вечерние четырехгодичные курсы при Высшей школе милиции МВД. После этого находился в аппаратах уголовного розыска МВД СССР и РСФСР на должностях начальника отдела уголовного розыска и отдела внутренних дел. Уволился в 1979 году в звании «полковник».
В 2000 году за достигнутые показатели в оперативно розыскной деятельности, участие в военно-патриотической работе с молодежью и в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне он был награжден орденом “Почета”.
Владимир Елесин, когда началась Великая Отечественная война, решил поступить в летную школу, но его, шестнадцатилетнего парня, не приняли по возрасту. Только несколько месяцев спустя, его взяли в военно-пехотное училище. Однако из-за тяжелого положения, в котором оказались части южных фронтов, училище было расформировано, а всех курсантов, присвоив каждому звание “сержант”, направили на фронт под Сталинград. В 1049-ом стрелковом полку 300-й стрелковой дивизии, куда он прибыл, не хватало командиров взводов, и командование решило назначить на эту должность его, присвоив ему звание “старший сержант”.
19 ноября 1942 года началось наступление наших войск под Сталинградом. В составе стрелкового полка действовал и взвод, которым командовал старший сержант. Ему еще не было восемнадцати лет, когда он получил первое боевое крещение.
В то время его часть вела ожесточенные бои против немецкой группировки под командованием фельдмаршала Э.Манштейна, шедшей на выручку своим войскам, окруженным под Сталинградом. Выполнив поставленную задачу, стрелковый полк начал продвигаться с боями на запад. Владимир вспоминал: “Стояли трескучие морозы. Несмотря на это мы шли по степи, преодолевая ежедневно до 30 километров. Не оставалось времени даже на сон. Во время коротких передышек солдаты падали от усталости и засыпали прямо на снегу”.
Наступление продолжалось. Были освобождены города Котельниково, Маныч, Батайск, Шахты. Когда подошли к укрепленному пункту Матвеев-Курган, немцы оказали ожесточенное сопротивление. Во время уличных боев Владимир был тяжело ранен и доставлен в госпиталь. Только там он узнал, что его ноги были частично обморожены. После лечения его вновь направили на фронт.
Но он там пробыл недолго: при одной из бомбежек немецкими самолетами он получил касательно-осколочное ранение в голову и снова попал в госпиталь.
После госпиталя его направили в часть, которая вела ожесточенные бои в районе озера Сиваш. Вместе с ней он продолжал свой боевой путь и принял участие в форсировании озера. Потом ему предложили перейти в полковую разведку. Он согласился. В составе разведгруппы неоднократно ходил в тыл врага и участвовал в захвате “языка”. Однажды разведчиков послали на выполнение очередного задания. Ночью они вышли к переднему краю и начали продвигаться по проходу через минное поле, подготовленному саперами. В этот момент немцы неожиданно запустили осветительную ракету и, обнаружив разведчиков, открыли по ним огонь. Владимир был ранен в третий раз. Это случилось в марте 1944 года. После лечения в госпитале его комиссовали и дали вторую группу инвалидности.
За участие в Великой Отечественной войне он был награжден орденами Отечественной войны 1-й степени и Славы 3-й степени, а также медалями “За оборону Сталинграда”, “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.” и другими.
Прибыв домой с войны, он продолжал лечиться и одновременно готовился для поступления в высшее учебное заведение. В 1948 году поступил в Московский юридический институт и окончил его в 1952 году. За год до окончания института его избрали народным судьей, и он находился в этой должности до января 1955 года. Затем работал в Московской городской коллегии адвокатов и одновременно учился в аспирантуре на юридическом факультете при МГУ. В июле 1963 года поступил на службу в МВД, где трудился до сентября 1983 года. В период службы защитил диссертацию с присвоением ему ученой степени «кандидата юридических наук». После защиты работал в научно-исследовательских институтах МВД в качестве ученого секретаря. Уволился в сентябре 1983 года в звании «полковник».
Среди ребят нашего двора, отправившихся на войну, была и девушка, Нина Чубукова. В 1943 году ее вызвали в военкомат и предложили пройти специальный курс подготовки на радистку с последующей отправкой в тыл врага. Она согласилась. За время учебы ее научили обращаться с радиоаппаратурой, оружием и прыгать с самолета на парашюте. В декабре того же года она закончила обучение. Ей присвоили звание “лейтенант” и вместе с группой подготовленных специалистов отправили на самолете к партизанам в Белоруссию.
Она летела на выполнение задания под именем и фамилией Янины Ковалевской. Во время выброски десанта был сильный ветер. Группу разбросало в разные стороны. Кроме того, некоторые напоролись на засаду немцев. Нина при приземлении оказалась одна на ржаном поле. Чтобы не оказаться в плену, вынуждена была скрываться несколько дней.
Неожиданно она встретилась с парнем, который помог ей связаться с партизанским отрядом. Этот отряд действовал на территории Белоруссии, а затем в Польше. В нем она была радисткой и находилась до конца войны. Руководителем партизанского отряда был поляк Иван Иванович Кисель, который позднее стал ее мужем. После окончания войны они поженились и некоторое время служили в Польской армии, жили в Варшаве. Там у них родился сын. В дальнейшем переехали в Москву, взяв фамилию Киселевых.
За участие в боевых действиях Нина, помимо польских наград, была награждена Орденом Отечественной войны 2-й степени и медалью “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов”.
В представленном повествовании показана судьба молодых людей одного из московских дворов. В довоенное время никто не предполагал, что так трагично оборвется жизнь многих из них. В свои детские и юные годы они вели обычную, свойственную их возрасту беззаботную жизнь – играли во всевозможные игры, ходили в парк и кино, гоняли голубей, учились в школе. Они старались по возможности воспользоваться всем, что было для них тогда доступно.
Когда они повзрослели, то начали искать свой дальнейший путь в жизни. Одни пошли работать, другие продолжили учебу. А третьи решили служить в Красной Армии. Все любили жизнь, свою Родину и свой народ. И когда над страной сгустились черные тучи, то все как один встали на ее защиту. Патриотизм был настолько высок, что отдельные из них, даже не достигнув призывного возраста, хотели отправиться на войну.
Судьба жестоко обошлась с ними. Конечно, никто не хотел умирать. Но большинство из них остались на полях сражений, а некоторые пропали без вести и до сего времени неизвестно где сложили свои головы и где похоронены.
Всем, кто тогда уходил на войну, было от семнадцати до двадцати трех лет. Некоторые из них ушли из жизни, не испытав женской ласки. Как-то при встрече однополчан одна из женщин, провоевавшая на войне медсестрой, рассказала как она во время боя подошла к одному из тяжело раненых молодых бойцов и тот, увидев ее, сказал: “Сестра, я умираю, поцелуй меня. В жизни меня никто из девушек никогда не целовал”.
Те, кто остались живы, после войны старались добиться того, о чем мечтали в молодые годы. И это им удалось. Они получили высшее образование, стали служить и работать по выбранным специальностям. Не угасла и их дружба. Каждый год 9 мая они встречаются у входа в метро “Парк культуры”. Затем идут по знакомым местам своей молодости. Сначала заходят в Кропоткинский переулок к дому №3. В первые годы, когда здания были целы, они подходили к основному из них, фотографировались. После того как здания были снесены, местом их сбора стал бывший въезд в ворота дома. В память о погибших дворовых братьях они здесь посадили клены. Потом проходят по Крымскому мосту, заходят в свой любимый парк, ЦПКиО им. Горького, выходят на набережную Москвы-реки и останавливаются у “Катькиной беседки”. Там отмечают свой праздник, вспоминают дворовых братьев. Весь этот путь с ними проходят их дети, внуки и все те, кому дороги имена не вернувшихся с войны ребят.
Время неудержимо мчится вперед. Уходят в прошлое военные годы. Из дворовых братьев осталось только трое – Владимир Дергачев, Владимир Елесин и я. В декабре 2015 года исполнился 91 год нашей дружбе. Мы с рождения жили в одном дворе, разлучала только война. Несмотря на то, что сейчас проживаем в разных районах Москвы, мы по-прежнему вместе.
ЛЮБОВЬ В ОГНЕ ВОЙНЫ
Толковый словарь русского языка объясняет: «Любовь – это глубокое эмоциональное влечение, сильное сердечное чувство». Я думаю, что с этим согласится каждый, кто по-настоящему ее испытал. Она может возникнуть неожиданно в любых условиях, в том числе и на войне. Ведь на этом построена жизнь человека.
Однако в военное время на это смотрели иначе. Почему-то считали, что любовь и женитьба на фронте недопустимы. Неодобрительно отзывались о тех медсестрах, которые сожительствовали с командирами. Их иногда называли «ППЖ» (полевая походная жена). При этом не думали о том, что они длительное время находились на войне и на всем их пути витала смерть, а жизнь требовала свое. Несмотря ни на что, любовь на войне существовала, а иногда утверждалась браком.
В подтверждение сказанного, такое бракосочетание состоялось на 1-ом Украинском фронте в 314 гаубичном артполку 149 СД между командиром полка подполковником Удовенко Федором Семеновичем и медсестрой Будилович Лилией Григорьевной. К этому их привели первая неожиданная встреча на фронте и вспыхнувшая между ними любовь. Ему в то время было 26 лет, а ей – 19. До этого каждый из них прошёл свой тяжёлый боевой путь.
Федор Семенович Удовенко родился в 1917 году. Его детские годы прошли в Хабаровском крае. В 1937 году после двухгодичного обучения в Благовещенском рабфаке он поступил в Томское артучилище. Закончил его в 1939 году. Ему присвоили звание «лейтенант», приняли кандидатом в члены партии и направили для прохождения службы в должности командира взвода в 275 артполк, который тогда находился под Москвой.
За время службы его взвод признали лучшим. За это его отметили знаками «Отличник РККа» и «Отличный артиллерист». 7 ноября 1940 года он принимал участие в параде на Красной площади. После парада его пригласили на прием и там наградили именными часами с надписью: «Лейтенанту Удовенко от наркома обороны за отличную артиллерийскую стрельбу». Вручал их ему маршал Советского Союза С. К. Тимошенко.
Он также принимал участие в параде на Красной площади 1 мая 1941 года. Конечно, кто был на этом параде, даже не мог себе представить, что не пройдет и двух месяцев, как начнется война.
Война началась 22 июня 1941 года. Через несколько дней после ее начала 275 артполк, в котором проходил службу Федор Удовенко, был направлен в район Смоленска. Первые бои под Дорогобужем оставили тяжелые воспоминания: наши войска хоть и оказывали сопротивление противнику, но вынуждены были отступать. Только после Ельни удалось создать мощную оборону и остановить противника. Его попытки сходу прорвать ее успеха не имели. Три недели шли кровопролитные бои, но враг продвинуться не сумел. Здесь впервые он ощутил силу Красной армии.
В первых числах сентября Удовенко назначили на должность командира артбатареи. Вскоре после этого его неожиданно вечером вызвал к себе командир артдивизиона и сказал: «Завтра будем брать Ельню. На вас лично возлагается очень ответственная задача. Вы должны взять радиста и с наступлением темноты проникнуть в город. Там отыскать место для наблюдательного пункта, связаться с артбатареями дивизиона и вести огонь по противнику».
Это было очень опасное и трудное задание. Для его выполнения предстояло преодолеть наши заграждения, пройти по обнаруженному нашими разведчиками проходу через минное поле противника, незаметно пересечь его линию обороны, и там, в тылу врага, отыскать место для оборудования наблюдательного пункта. И Федор Удовенко это задание выполнил достойно. Вместе с радистом он сумел преодолеть этот путь и там, в тылу врага, на чердаке заброшенного двухэтажного дома оборудовал наблюдательный пункт, связался по рации с артбатареями и с рассветом стал подавать команды для ведения огня по противнику. Он воочию видел, как разрывались снаряды, разрушая укрепления врага, как бежали в разные стороны фрицы, покидая город и оставляя повсюду раненых и убитых. Во второй половине дня наши войска вступили в Ельню.
За совершенный подвиг Удовенко был награжден орденом Красного Знамени. Его также приняли в члены компартии. В дальнейшем во время контрнаступления под Москвой он получил тяжелое ранение и пролежал в госпитале четыре месяца.
После выздоровления он снова вернулся в свой родной 314 гаубичный артполк. Его дальнейший боевой путь был также сложен и опасен. Начался он с участия в Курской битве. В составе 149 СД он непосредственно принимал участие в освобождении города Дмитровск-Орловский Орловской области. За это его повысили в должности – он стал командиром артдивизиона. А спустя тридцать лет ему было присвоено звание «Почетный гражданин города Дмитровск-Орловский».
После боев на Курской дуге войска стали продвигаться на запад. И здесь неожиданно Федор Удовенко встретился с Лилией, которая была медсестрой в пушечной артбатареи его артдивизиона.
Лилия Григорьевна Будилович родилась 24 июля 1924 года в семье казака, проживавшей в Северо-Казахстанской области Казахстана. Была десятым ребенком. В детском возрасте любила лошадей и умела ездить верхом. Но родители рано ушли из жизни, и она стала сиротой. Жизнь ее была тяжелой. Во время учебы в девятом классе она одновременно окончила курсы медсестер.
Когда началась война, Лилия побежала в военкомат и с первой группой призывников и добровольцев вошла в кабинет военкома.
Военком посмотрел на невысокого роста молоденькую девчонку и спросил: «А ты зачем сюда пришла?». Она ответила: «Я окончила курсы медсестер и хочу пойти на войну, чтобы оказывать помощь раненым».
– А сколько тебе лет?
– Вот через месяц будет семнадцать.
– Ты еще молода. Уходи!
Она вышла, но через некоторое время вошла снова с другой группой. Военком, увидев ее, прогнал во второй раз. Тогда Лилия решила войти к нему с последней группой. Когда она вошла, военком разговаривал по телефону и ее не заметил. Она воспользовалась этим. Незаметно подкралась к его столу и спряталась под ним.
Военком, закончив разговор по телефону, стал беседовать и направлять присутствующих у него призывников и добровольцев по воинским частям. После того как всех распределил, он, уставший, поднялся из-за стола и с облегчением произнес: «Наконец я всех распределил». И вдруг он видит, как у него из-под стола вылезает та настырная девчонка и спрашивает: «А меня?».
И он согласился ее направить на войну, если она прибавит себе не прожитых в действительности два года жизни. Лилия пошла на это, и в ее паспорте был поставлен 1922 год ее рождения. «Постаревшая на два года», она была направлена в стрелковый полк, который воевал под Таганрогом.
И вот первый бой, в котором она приняла участие. Рано утром пехота пошла в атаку. Вслед за ней стала продвигаться Лилия. Она шла в обычной военной форме – на ней была гимнастерка и юбка цвета хаки, на голове пилотка, а на ногах кирзовые сапоги. Помимо этого несла на плече сумку с медикаментами и фляжками с водой. Она ускоряла шаг или бежала, когда видела упавшего бойца. Ведь от этого зависела его жизнь. Ей удалось оказать помощь нескольким бойцам.
Вдруг противник неожиданно усилил огонь, и она увидела, как бойцы одновременно падали в разных местах. Да и вокруг нее свистели пролетавшие пули и осколки. Она растерялась и не знала, что делать. В это время мимо нее пробегал пожилой старший сержант. Увидев ее, крикнул: «Чего стоишь! Ложись!» – и столкнул ее в воронку. Через несколько секунд рядом разорвался снаряд, и у нее на глазах старшего сержанта разорвало на части.
От увиденного ее шокировало. Но ведь это была война, куда так спешила попасть. На ней могло произойти всякое. Надо быть готовой ко всему и уметь преодолевать в себе страх. И она в дальнейшем этого достигла.
Атаки продолжались и в последующие дни. С каждым разом Лилия все больше понимала свое значение в спасении раненых бойцов. Чтобы оказать им своевременную помощь, она бежала к ним изо всех сил, не обращая внимания на пролетающие рядом пули и осколки. Были случаи, когда молодые бойцы уходили из жизни у нее на глазах, и она не могла сдержать слез. Не раз приходилось перетаскивать раненых бойцов в безопасные места.
Но однажды, спасаясь от обстрела, Лилия прыгнула в ров. А рядом в этот момент разорвался снаряд. Земля вздыбилась от разрыва и накрыла ров вместе с ней. Когда откопали, она лежала без сознания, из ушей струилась кровь. Ее доставили в госпиталь. Во время лечения она одновременно помогала другим. А своей игрой на гитаре (этому научилась в детстве) поднимала у всех настроение.
Из госпиталя Лилия сбежала и прибилась к артиллеристам 314 ГАП. Там она стала медсестрой в пушечной артбатареи, входившей в состав артдивизиона, командиром которого был Федор Удовенко.
Майор Удовенко был командиром вдумчивым и человеческую жизнь ценил высоко. Он был статен, начитан, образован. Медсестру он покорил с первого взгляда и был готов вступить с ней в близкие отношения.
Однако Лилия хоть краснела перед ним от избытка чувств, но держала его на расстоянии. Она была согласна быть с ним, но при условии если его родители в своем письме укажут его семейное положение – женат он или холост. Федор согласился с этим и отправил письмо родителям.
Война продолжалась. Но теперь они шли вместе с любовью друг к другу. Однако их дальнейший путь был также сложным и опасным. В районе города Лоев (Белоруссия) предстояло под обстрелом противника форсировать Днепр. Затем надо было подняться наверх по очень крутому берегу и снова вступить в бой с противником. Не каждому это удалось: многие погибли.
За форсирование Днепра командиру артдивизиона Удовенко вручили второй орден Красного Знамени, а медсестре Лилии – медаль «За боевые заслуги».
После жестоких боев на Днепре наши войска продолжали теснить врага. 149 СД дошла до города Дубно (Западная Украина) и встала на отдых. Там Федор получил письмо от своих родителей с благословением на брак с Лилией.
Брак состоялся. Но об этом неожиданно узнал командир дивизии полковник А. О. Орлов. Он позвонил Федору и сказал: «Зажилил свадьбу! Я и замполит сейчас приедем к тебе!». Федор, конечно, растерялся, а Лилия испугалась.
Но получилось все хорошо. Они приехали и поздравили молодоженов. Лилии подарили простые чулки и одеколон «Шипр». Но вместе с тем они вручили им документ с печатью, подтверждающий, что они теперь муж и жена, а фамилия у них одна – Удовенко.
После небольшого отдыха 149 СД продолжала с боями продвигаться на запад, участвуя в освобождении Украины от противника. Затем перешла границу с Польшей, дошла до реки Висла и заняла оборону на плацдарме. Весь этот путь прошел и майор Удовенко, но уже в должности командира 314 гаубичного артполка.
12 января 1945 года началась Висло – Одерская операция. Наши войска прорвали оборону немецко-фашистских войск, освободили западную часть Польши, форсировали реку Одер и вступили на территорию Германии. 149 СД дошла до реки Нейсе и захватила небольшой плацдарм в городе Грос – Гастрозе в районе мукомольного завода. Оборону заняли стрелковые подразделения. Для их усиления и ведения огня прямой наводкой, по приказу командира дивизии майор Удовенко направил туда свои пушечные батареи. В составе своей батареи туда также вошла и медсестра Лилия. А общее руководство своими батареями стал осуществлять Федор.
Немецкое командование приняло решение о ликвидации этого плацдарма и направила туда полк СС, усиленный танками и самоходными артиллерийскими установками. Семь дней там шли тяжелые кровопролитные бои, много было раненых и погибших. Лилия все время перевязывала раненых, а прикрепленный к ней боец оттаскивал их в укрытия.
Артиллеристы прямой наводкой из орудий расстреливали вражескую пехоту и танки. Но и сами несли потери. В некоторых батареях осталось по одному орудию, а у пехотинцев кончались патроны и продовольственные запасы.
А враг подходил все ближе и ближе. Имея превосходство в живой силе и технике, он продолжал сжимать кольцо вокруг обороняющихся. В какой-то момент Лилия стала опасаться, что может попасть в плен. А когда рядом с ней оказался Федор, она бросилась к нему со слезами и стала упрашивать, чтобы он ее застрелил. Да и сам Федор был готов к этому. Поэтому достал пистолет и держал наготове. Однако использовать его намеревался только в тот момент, когда будет ясно, что немцев им не сдержать. Но чудо свершилось – врага сдержали.
В ночь на восьмые сутки пришел приказ сверху об отходе. Оставшиеся в живых бойцы стали покидать плацдарм, используя для этого единственный узкий мост через реку Нейсе. Но и по нему немцы вели огонь.
Когда Лилия перебежала мост, то услышала крики тяжело раненого подполковника. Он лежал между двух убитых бойцов. Те, кто пробегал здесь раньше, к нему боялись подойти из-за пролетавших над ним пуль. Но Лилия – медсестра – не могла пройти мимо. Она сумела подползти к нему, с трудом оттащила в безопасное место и там обвязала его рану. За это выживший офицер подарил ей пистолет с надписью: «За храбрость Л. Г. Будилович». А за участие в боях на плацдарме и оказание помощи раненым бойцам она была награждена орденом Славы 3-й степени. Этот орден ей вручил командир 149 СД генерал-майор А. О. Орлов.
Война продолжалась. 149 СД в составе I-го Украинского фронта принимала участие в Берлинской, а затем в Пражской операциях. Для нее война окончилась 11 мая 1945 года в городе Карлсбад (Чехословакия). Федор Удовенко закончил ее в звании «подполковник». В боях под Берлином отважный артиллерист заслужил третий орден Красного Знамени, а за освобождение Праги был награжден чехословацким «Орденом военного креста».
После окончания войны Федор и Лилия побывали у его родителей в Хабаровском крае. И там в местном ЗАГСе они узаконили свой брак. Но дату о совместном проживании проставили ту, которая была указана в документе, выданным им командиром 149 СД.
О ВОЙНЕ В СТИХАХ
МОЕМУ ПОКОЛЕНИЮ
Дорогие братья фронтовые,
Вы прошли великую войну.
Вспомните те годы боевые
И свою военную судьбу.
Вспомните о том, как вы спешили
Поскорей попасть на ту войну.
Словно этим показать решили,
Что готовы биться за страну.
И, конечно, вы тогда не знали,
Как была ужасна та война.
А когда в боях вы побывали,
То познали горести сполна.
Вы везде достойно воевали
И прошли смертельные пути.
О победе вы всегда мечтали,
И о том, чтоб Родину спасти.
И вы свою мечту осуществили:
Врага изгнали из страны.
Потом его везде теснили,
Освободили мир от сатаны.
Все вы победителями стали:
До логова врага дошли,
На Рейхстаге знамя водрузили,
Подписи на память нанесли.
Родина ваш подвиг оценила
И салют в Москве произвела.
Она награды каждому вручила
И парад Победы провела.
Прошла великая война
Вы русский дух в ней показали
Вам благодарна вся страна,
Что вы Россию отстояли.
ТАКОЙ ЗАПОМНИЛАСЬ ВОЙНА
Война внезапно к нам пришла:
Границу ночью перешла
И покатилась в черной мгле
По нашей матушке-земле.
Враг продвигался на восток.
Он был коварен и жесток,
Все на пути своем сметал,
Насиловал и убивал.
Циничным был, всех презирал,
Себя хозяином считал.
И шел надменно на Москву,
Как будто в вотчину свою.
Ему бы следовало знать:
Москву не раз пытались брать
И кто за этим приходил,
С позором ноги уносил.
Однако враг тому не внял:
Себя всесильным посчитал.
Стал эту силу применять –
Своих соседей покорять.
При этом дерзко поступал:
На всех внезапно нападал,
Вел молниеносную войну
И с этим шел так на Москву.
х х х
О том, что началась война,
Оповестила всех Москва.
И как в былые времена,
В защиту встала вся страна.
И чтоб врага остановить,
Обескуражить, подавить,
В Москву помчались эшелоны,
С войсками полные вагоны.
Одновременно москвичи
Свои возможности внесли –
В ополчение вступали,
Оборону укрепляли.
А чтобы силу показать
И у народа дух поднять,
На Красной площади Москва
Парад особый провела.
х х х
От границы до Москвы
Шли непрерывные бои.
Хоть войска и отступали,
Но отпор врагу давали.
Враг постепенно темп снижал,
А под Москвой совсем застрял:
Перед ним войска стояли,
И продвигаться не давали.
Враг упорство проявлял,
Свои атаки продолжал.
Но их повсюду отражали,
Стоять на месте заставляли.
Бойцы достойно воевали,
Силу воли проявляли,
Стояли насмерть, отбивались
И до последнего держались.
Цель у них была одна –
Не допустить в Москву врага.
И ее осуществили:
Врага в столицу не пустили.
В то время, как оборонялись,
Наши части пополнялись.
Потом стали наступать,
Бить врага и выдворять.
Роль немалую сыграли
И морозы, что стояли.
Они врага сопровождали
И по-своему терзали.
Враг того не ожидал,
Был потрясен, не устоял,
Стал позиции сдавать
И поспешно отступать.
Потом в отчаянии бежал,
Повсюду технику бросал
И убедился что Москва
Не по зубам ему была.
Враг этим слабость показал
И миф о силе развенчал,
Успех ему не принесла
И молниеносная война.
Эта битва за Москву
Решила общую судьбу:
Народ сплотила, подняла,
К Победе нашей привела.
х х хПосле разгрома под Москвой
Враг как будто стал другой
Но мысль по-прежнему терзала –
К завоеванию толкала.
Собрав все силы, что имел,
Он опять вдруг осмелел
И, обдумав все пути,
На Сталинград решил идти.
Дорога здесь была негладкой:
Он шел с боями и с оглядкой
И спесь его не та была –
Москва удар ей нанесла.
Имея в силе превосходство
И воздушное господство,
Враг к Сталинграду подошел,
Зацепился и вошел.
Бои тяжелые там шли,
Держались наши как могли.
Бились там за каждый холм,
За площадь, улицу и дом.
Бойцы как щит везде стояли,
Все атаки отбивали,
Своей жизнью рисковали,
Но позиции держали.
Среди них герои были,
Себя в жертву приносили:
Собою танки подрывали
И амбразуры закрывали.
Враг обстреливал, бомбил,
В руины город превратил.
И даже к Волге подходил,
Но Сталинград не покорил.
Пока гремели там бои
Резервы наши подошли.
Затем стали наступать,
Теснить врага и окружать.
После того как окружили,
Ультиматум предъявили.
Но враг не принял, отказал,
Сопротивляться продолжал.
Он рассчитывал на то,
Что кто-то выручит его.
Попытка такова была,
Но результата не дала.
Войска стали наступать
И кольцо вокруг сжимать
Враг вначале отбивался
Потом не выдержал и сдался.
Сталинградский разгром
Внес в войну и перелом:
Больше враг не наступал
И лишь с боями отступал.
х х х.Хотя попытка и была –
Там, где Курская дуга.
Враг хотел всем доказать,
Что способен наступать.
Одновременно он мечтал
Взять реванш за свой провал –
За Сталинград, где воевал,
Был разбит и в плен попал.
Для осуществления мечты
Он подкрепил войска свои.
И стал приказа ожидать,
Чтоб наступление начать.
Об этом замысле врага
Разведка наша донесла
И там, где должен он идти,
Перекрыли все пути.
А в час, как должен наступать,
Его решили обстрелять –
На все позиции врага
Был обрушен шквал огня.
Враг вначале растерялся,
Но потом опять собрался.
А чтобы силу показать,
Все же начал наступать.
Шли беспощадные бои.
Стояли насмерть все бойцы,
Врукопашную вступали,
Но позиции держали.
Враг обстреливал, бомбил,
Свои атаки проводил.
Но оборону не прорвал:
Чуть продвинулся и встал.
В этой битве непростой
Сошлись танкисты меж собой.
Мир подобного не знал
И в дальнейшем не встречал.
Лавины танков с двух сторон
Неслись навстречу напролом,
Друг друга били, поджигали,
Шли на таран, уничтожали.
Враг сражение проиграл,
Сотни танков потерял.
И чтоб войска свои спасти,
Решил назад их отвести.
Он снова занял рубежи,
С которых начинал идти.
Но не с целью наступать,
А чтобы как-то устоять.
Наши стали атаковать,
Громить врага и выдворять.
Он не в силах был сдержать
И стал повсюду отступать.
Войска вышли на рубежи
Для дальнейшего пути.
Инициатива с того дня
К нам всецело перешла.
х х хСтали снова наступать –
Украину вызволять.
Но на пути, где наши шли,
Были вражьи рубежи.
Враг упорство проявлял,
Кое-где атаковал.
Но был бит, не устоял
И рубежи не удержал.
Одолев и здесь врага,
Снова двинулись войска
С ходу Днепр переплыли
И плацдармы захватили.
Путь был коварен и жесток,
Пройти его не каждый мог:
Враг обстреливал, бомбил,
В ловушку Днепр превратил.
Но бойцы путь продолжали,
Свою храбрость проявляли,
Так как Родина для них
Была превыше жизни их.
Потом по круче поднимались
И опять с врагом встречались.
В бой вступали, вытесняли
И плацдармы занимали.
Подтянув на них войска,
Стали гнать и там врага.
Вскоре Киев освободили
И берег правый покорили.
Подкрепив свои войска,
Продолжали гнать врага.
Ряд операций провели
К границе нашей подошли.
На всем пути, где наступали,
Партизаны помогали.
Они врага в тылу громили,
Тем ослабляли его силы.
Враг делал все, чтоб устоять
И наши части удержать.
Но был слаб, не устоял
И повсюду отступал.
Войска границу перешли
И в Румынию вошли.
А украинская земля
Свою свободу обрела.
х х х
Но в оккупации была
Белорусская земля.
Она по-прежнему страдала
И о помощи взывала.
Сконцентрировав войска,
Стали гнать и здесь врага.
На всем пути, где наступали,
Партизаны помогали.
Враг откровенно уповал
На оборонительный свой вал
Он был прав: взять в лоб его –
Было очень нелегко.
Наши брать его не стали:
Вариант другой избрали.
Однако чтоб отвлечь врага,
Здесь наступали иногда.
А тот таинственный удар
Был нанесен, где враг не ждал.
Оттуда стали наступать,
Теснить его и выдворять.
Он также был и как сигнал:
Другие части там поднял,
И пресловутый этот вал
Удар не выдержал и пал.
Дальше путь был непростой:
Везде болота, лес густой,
Бездорожье, грязь, вода
И укрепления врага.
Для того, чтоб наступать,
Пришлось и тактику менять –
С двух рубежей атаковать,
Оба главными считать.
Такой тактический прием
Нанес противнику разгром –
Свои позиции он сдал
И в окружение попал.
Враг отчаянно сражался,
Атаковал, сопротивлялся,
Но постепенно он сникал,
А потом сдаваться стал.
Пленных тех тогда собрали
И народу показали.
Их как стадо провели
По главным улицам Москвы.
Они шли медленно, молчали,
Понуро головы держали.
А народ, что вдоль стоял,
Их молчаливо проклинал.
Когда колонна вся прошла,
За ней спецтехника пошла.
Работу с честью выполняли –
Следы врага с дорог смывали.
Враг в Москву войти мечтал,
И, наконец, в нее попал.
Но вошел не как сатрап,
А лишенный воли раб.
Наши вновь вперед пошли,
Границу с Польшей перешли,
С ходу Вислу переплыли
И плацдарм там захватили.
Вся операция прошла,
Как задумана была.
А белорусская земля
Свою свободу обрела.
Враг битву эту проиграл,
Был всюду бит и отступал.
Но вел себя не как солдат,
А как безумный мерзкий гад.
От ярости, что отступал,
Детей и женщин убивал,
Дома минировал, взрывал,
Деревни полностью сжигал.
Он считал – все с рук сойдет,
Но этим предал свой народ:
Пришлось за это отвечать,
В судный день ответ держать.
х х хПо Польше двигались войска,
Тесня по-прежнему врага.
Вскоре Одер покорили
И в Германию вступили.
На всем пути, где наши шли,
Враг воздвигнул рубежи.
На них надежду возлагал,
Недоступными считал.
В той обстановке непростой
Нужен был подход иной
И, чтоб те рубежи пройти,
Решили новшество ввести.
Вначале танки наступали,
Брешь в обороне пробивали.
За ними вслед бойцы входили,
Удары с тыла наносили.
Такой тактический прием
Был впервые применен.
Враг того не ожидал,
Обескуражен был, бежал.
Висла – Одер – такова
Та операция была.
По уникальности она
Все другие превзошла.
Война вернулась вновь туда,
Откуда путь свой начала.
А враг, что так о ней мечтал,
Теперь расплаты ожидал.
х х хВойна к Берлину подошла –
До логова врага дошла
Войска в готовности стояли,
Команду свыше ожидали.
И враг, конечно не дремал,
Фронт восточный укреплял
Все свои войска собрал
И наготове их держал.
Ровно в пять часов утра
Была команда всем дана
И на позиции врага
Был обрушен шквал огня.
Когда огонь вглубь отвели
Пехота, танки в бой пошли.
В тот же миг путь осветили
Прожектора, что сзади были.
Они и дальше освещали,
Объекты, цели выделяли,
А врагу глаза слепили
И на психику давили.
Войска вначале быстро шли,
Потом застряли – не смогли:
На пути где проходили
Зееловские высоты были.
Бойцы стойкость проявляли,
Шли напролом, атаковали.
Двое суток штурмовали,
Но высоты все же взяли.
Прорвав высоты, вновь пошли,
Тесня врага на всем пути.
А когда в Берлин вошли,
Снова вспыхнули бои.
Враг делал все, чтоб устоять
И столицу удержать:
Стянул войска, призвал народ,
Привлек и уголовный сброд.
Шли бои во всех местах:
В метро, на улицах, в домах;
В подвалах и на этажах;
В скверах, парках и дворах.
В то же время вокруг столицы
Пробили бреши и танкисты.
Две группировки окружили,
По ним удары наносили.
Войска к Рейхстагу подошли,
К нему пробились и вошли.
Каждый метр с боем брали
И победу одержали.
В знак того, что победили,
Бойцы знамя водрузили.
А чтобы их не забывали,
На память стены расписали.
Однако шла еще война:
С боями двигались войска,
В Чехословакию вошли,
Восставшим в Праге помогли.
х х хИ, наконец, настал тот час,
Который памятен для нас:
Враг капитуляцию признал
И акт об этом подписал.
О том, что кончилась война,
Враз узнала вся страна.
Везде Победу отмечали,
И друг друга поздравляли.
В заключение Москва
Парад Победы провела.
По Красной площади прошли
Достойные Отечества сыны.
х х хЧетыре года шла война
И вот закончилась она
Много бед всем принесла
И много жизней унесла.
Четыре года шли бойцы,
Чтоб мир от варваров спасти
И чтоб родимая земля
Всегда свободная была.
х х хУходит в прошлое война,
Но будет помниться века.
То невозможно позабыть –
Что пришлось всем пережить.
МОСКОВСКИЕ МОРОЗЫ
Роль в войне свою сыграли
И морозы, что стояли
Особенно при битве за Москву,
Где немцы их познали наяву.
Прежде чем с Россией воевать,
Им надо бы историю познать
Как здесь французы отступали
И как морозы их терзали.
Однако враг тому не внял:
Себя всесильным посчитал,
А чтоб морозы избежать,
Стал молниеносно наступать.
Когда немцы путь держали,
Их лица радость выражали:
Смеялись, пели и кричали,
Как победители шагали.
Все по-летнему одеты:
На теле майка и трусы,
На ногах носки лишь были
И впритирку сапоги.
Вначале быстро наступали
Но постепенно темп спадал
А под Москвой уже застряли:
Свой путь никто не продолжал.
Затем обороняться стали
Держались так до декабря.
Потом в отчаянии бежали,
Чтоб успеть спасти себя.
Вот здесь себя и показали –
Морозы, что тогда стояли
Они повсюду их встречали
И везде сопровождали.
Всегда внезапно нападали
Вокруг кружили, обдували
Щеки красили, носы
Проникали и в трусы.
От того, что так ласкали,
Их руки, ноги обмерзали
Потом твердели, опухали
Стоять на месте заставляли.
Некоторые, чтоб это избежать
По-иному стали поступать.
Отбирали все, чтобы одеться
Лишь бы не замерзнуть и согреться.
Вид у них от этого менялся
И каждый чем-то отличался
А жители, когда встречали,
Их просто нищими считали.
Уходит в прошлое война
Но не забыть нам никогда
То, как Москву мы отстояли
И как морозы немцев гнали.
О ВОЙНЕ
Все дальше в прошлое уходят года,
Когда на нашей земле гремела война.
Но из памяти нашей не уйдет никогда,
Что испытала в те годы страна.
Много дней и ночей жила в тревоге страна,
Много горя, страданий принесла ей война.
Враг топтал наши земли, города разрушал,
А жителей местных в рабов превращал.
Но поднялся народ, укрепились войска
И в суровых условиях одолели врага.
Тысячи километров с боями прошли,
До столицы врага – до Берлина дошли.
И после того, как Берлин покорили,
Знамя Победы над ним водрузили.
А столица России – дорогая Москва
В честь нашей Победы парад провела.
Дорогой ценой обошлась нам война:
Миллионы бойцов землей укрыла она.
Они жизни отдали, чтоб на родимой земле,
Потомки их жили в свободной стране.
Вот так завершилась та большая война.
К мирной жизни вернулась наша страна.
Но подвиг, который совершил наш народ,
В историю нашу навечно войдет.
ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ ВОЙНЫ
В завершающей стадии находилась война.
Все дальше на запад удалялась она.
Враг отступал, сопротивляться не мог.
Он был сломлен, бессилен и изнемог.
До немецкой земли докатилась война.
Откуда пришла, туда вернулась она.
Местные жители, боясь мести и зла,
Взяв пожитки и ценности, покидали дома.
Как по мертвой земле шли наши войска.
Вокруг никого – ни людей, ни скота.
Лишь уныло стояли пустые дома.
В них не было жизни: она оттуда ушла.
И поля были брошены, хотя весна на дворе.
На их мягкой поверхности окопы везде.
А леса пригорюнились, кругом тишина,
Нет ни птиц, ни зверей: их спугнула война.
Лишь на водных преградах, где реки текли,
Иногда возникали большие бои.
Но враг не выдерживал, вновь отступал,
И тем каждый раз свой конец приближал.
Последний рывок сделали наши войска.
Не устояла, пала столица врага.
Фашизм был низложен, Победа пришла.
Закончилась длившаяся годы война.
МАЙСКИЙ ДЕНЬ ТОЙ ВОЙНЫ
Уж давно отгремела та большая война,
Только в памяти нашей будет вечно она.
И когда расцветают гроздья новой весны,
Фронтовик вспоминает майский день той войны.
Словно вихрь пронесся над войсками с утра,
Когда им объявили, что победа пришла.
Вверх взлетали ракеты, все кричали “ура!”
Долгожданная весть всем настрой подняла.
Долго шел фронтовик к той победе тогда,
Своей жизнью рискуя, ради майского дня.
Шел дорогой тяжелой, шел и ночью и днем,
Через реки, болота, где-то вплавь и ползком.
Шел везде не один: рядом были друзья,
Нас тогда называли “фронтовая семья”.
Вместе жили в землянках, все делили на всех,
Выручали друг друга, отмечали успех.
А когда в ходе боя мы теряли друзей,
Провожали их молча в дальний путь без речей.
Только залп автоматов нарушал тишину,
Вызывая боль в сердце и скупую слезу.
Уж давно отгремела та большая война
Только в памяти нашей будет вечно она.
И когда расцветают гроздья новой весны,
Фронтовик вспоминает майский день той войны.
ЧТО ТАКОЕ ВОЙНА
Если хочешь познать, что такое война,
Отправляйся туда, где ведется она.
И только на фронте, на переднем краю,
Ты сможешь увидеть ее наяву.
Побывай там в разведке, “языка” приведи,
Вместе с пехотой в атаку сходи.
Если враг наступает, сумей устоять
И рубеж обороны от него удержать.
При встрече с врагом ты его не щади:
На войне, кто кого – или он, или ты.
Будь хладнокровным, когда бомбы летят,
Рядом рвутся снаряды, пули близко свистят.
Страшно будет – терпи, не скули, не ори:
Паникер или трус на войне как враги.
Воевать надо будет и в мороз, и в жару,
Обходиться без сна, есть и пить на ходу.
Жить придется в окопах, лесами идти,
Форсировать реки, по болотам ползти.
Только после всего, что ты там испытал,
Можешь скромно сказать, что войну ты познал.
Ну, а если тебя вдруг постигнет беда,
Никого не вини – такова уж война.
ПЕХОТА
На войне во все века
Пехота главная была
И недаром, что она,
Всегда царицею слыла
Пехота всюду воевала,
Шла впереди, атаковала,
Врукопашную вступала,
Рубежи обороняла
Ее погода не пугала:
В жару и холод воевала,
Шла, как правило, пешком,
А где-то вплавь или ползком
Путь, которым шла она,
Определяла ей война.
Он был коварен и жесток,
Пройти его не каждый мог.
Она особенно страдала,
Когда врага атаковала:
Шла открыто, напролом,
Под губительным огнем
Все бойцы об этом знали,
Но по команде выступали.
И хоть жизнью рисковали,
Путь коварный продолжали
Бойцы с собою не считались
И когда оборонялись:
Стояли насмерть, отбивались
И до последнего держались.
Среди них лихие были,
Себя в жертву приносили:
Собою танки подрывали
И амбразуры закрывали.
Вот так пехота воевала,
Свое геройство проявляла
И показала, что она
Своим традициям верна.
НА ПЕРЕДОВОЙ
Кто воевал на передовой,
Навек запомнил каждый бой.
А коль в атаке побывал,
Потом не раз во сне видал.
Казалось просто – встал, пошел,
С успехом до врага дошел,
В рукопашную вступил,
Его выбил, победил.
Однако путь хоть небольшой,
Но рисковый, непростой:
Над ним повсюду смерть витала
И жертвы сверху выбирала.
И чтобы путь тот одолеть –
Надо мужество иметь.
И бойцы его имели:
Шли и добивались цели.
МЕДСЕСТРА
(посвящается однополчанкам по 149 СД)
Она стояла у поля, где колосилась пшеница
И вспоминала то время, когда шла здесь война,
И о том, как она, молодая сестрица,
Выносила бойцов из сплошного огня.
Здесь ходили в атаку бойцы ее роты,
Не всем удалось поле боя пройти.
Она видела раненых, слышала стоны
И бежала на зов, чтоб успеть их спасти.
Она между ними летала как птица,
Вселяя надежду и душевный покой.
И каждый считал, если рядом сестрица,
Это признак того, что он будет живой.
Она делала все – себя не щадила:
Бинтовала, поила, поднимала с земли,
Помогала идти, иногда их тащила,
Укрывала где-либо от дальнейшей беды.
Она плакала, видя, как они умирали,
Становились калеками, проклиная войну,
Как страдали от боли, сознание теряли
И в бреду говорили: “Умирать не хочу”.
Вот снова в атаке бойцы ее роты.
Вокруг как в аду – все в огне и в дыму.
Опять кто-то ранен и стонет от боли
И сестра, как всегда, уже мчится к нему.
Бои продолжались, шли не смолкая.
Начинались с атак, обычно с утра.
И в каждой из них, своей жизнью рискуя,
Спасала бойцов молодая сестра.
ОДНОПОЛЧАНКА
(посвящается однополчанке по 314 АП Л.Г. Удовенко)
Казачка она, родилась в Сибири.
Трудности жизни ее всему научили.
Работала в поле, огород поливала,
Помогала по дому, хлев убирала.
У нее была страсть – лошадей обожала.
Когда видела их, глаз не спускала.
Умела ухаживать, кататься любила,
Кормила, поила, в ночное водила.
В семнадцать лет оказалась на фронте.
Была медсестрой при стрелковой роте.
За смелость и помощь ее уважали,
Берегли и любили, от пуль прикрывали.
Но однажды в бою случилась беда:
От разрыва снаряда ее накрыла земля.
Когда откопали, без сознания была.
В медсанбате сказали, что будет жива.
После лечения к артиллеристам попала,
С ними свой путь боевой продолжала.
Сотни километров с бойцами прошла,
Многим из них она жизни спасла.
И вдруг с ней опять случилась “беда” –
В своего командира влюбилась она.
А он полюбил свою медсестру.
Их скромную свадьбу сыграли в лесу.
Наутро, когда занималась заря,
Ей муж подарил белой масти коня.
Она вспомнила детство, села в седло
И помчалась по полю далеко, далеко.
Словно птица летала на белом коне,
А ей все казалось, что это во сне.
От нежданного счастья пела душа,
А вокруг, не смолкая, гремела война.
ФРОНТОВИК ВСПОМИНАЕТ
Вот приходит весна, праздник наш наступает.
В этот день фронтовик о былом вспоминает.
Вновь всплывают бои, взрывы мин и снарядов
И дороги войны со следами пожаров.
Вспоминает друзей, вместе с кем воевал,
Хлеб и воду делил, и в окопах лежал.
А как вспомнит о тех, кто ушел навсегда,
Навернется невольно скупая слеза.
И, как в годы войны, он поднимет бокал
За друзей фронтовых, с кем победу ковал,
За советский народ, что страну отстоял
И победное знамя над Рейхстагом поднял.
ВСТРЕЧА ОДНОПОЛЧАН
(посвящается однополчанам по 314 АП)
Вот и встретились мы, друг друга обняли,
В горле ком, дрожь в руках, навернулась слеза.
И стоим в этой позе, словно как онемели,
Только радостно светятся наши глаза.
Пролетают года, мы, конечно, стареем:
И на лицах морщины, и походка трудна,
И только при встречах опять молодеем,
Вспоминая ту жизнь, куда ввергла война.
Наши юные годы остались в окопах.
Мы не знали покоя ни ночью, ни днем.
Пробирались лесами, вязли в болотах,
Всегда находились под прицельным огнем.
В той кровавой войне себя не щадили –
Насмерть стояли и шли напролом.
Но Отчизну свою сберегли, отстояли
И добились победы над лютым врагом.
Суровая жизнь нас тогда породнила,
Мы стали единой сплоченной семьей.
Поддержка друг друга всех вдохновила
И в каждом повысила дух боевой.
Дружба на фронте, что тогда зародилась,
Стала теперь путеводной звездой.
Она не угасла, до сих пор сохранилась
И нас продолжает вести за собой.
ЭТО БЫЛО В ЛОЕВЕ
Встретились ветераны на белорусской земле
В городе Лоеве, что стоит на Днепре.
Собрались, чтобы вспомнить, как воевали они,
Освобождая сей город в те далекие дни.
Путь к той победе был непростой
Он шел через Днепр и берег крутой.
Как правило, ночью, на лодках, плотах,
Под орудийным обстрелом, при свинцовых дождях.
Только мужество, стойкость советских бойцов
Позволили выбить из укрытий врагов;
Подготовить плацдарм, чтобы дальше идти
И изгнать оккупантов с белорусской земли.
Нелегко нам досталась победа тогда:
Многих бойцов схоронила земля.
Память о тех, кто ушел навсегда,
Увековечена в плитах, что стоят вдоль Днепра.
Могилы ухожены, на плитах цветы.
Спасибо вам, люди белорусской земли.
Спасибо от нас ветеранов войны
За память и встречи в юбилейные дни.
ДМИТРОВСК-ОРЛОВСКИЙ
Дмитровск – город небольшой,
Уютный, тихий и простой.
В нем люди мирные живут,
Им гордятся, берегут.
А вокруг холмы, леса,
Озера дивные, поля.
И везде войны следы –
Могилы, плиты и кресты.
Когда-то здесь война была
И содрогалась вся земля.
Гремели выстрелы и взрывы,
Свистели пули, бомбы, мины.
Здесь шли кровавые бои,
Стояли насмерть все бойцы.
Они отчизну защищали,
«Гостей» незваных выдворяли.
Враг вначале отбивался
И на позициях держался.
Потом не выдержал, бежал,
И битву эту проиграл.
И теперь здесь каждый год
Ликует, празднует народ,
День возрождения отмечает
И бойцов тех вспоминает.
ВОЙНА И ЛЮБОВЬ
Боец готовился к атаке
Курил невольно табачок
И вспоминал той девчонке,
Что в письмах делала намек.
Слова чудесные писала:
«Любимый мой, я жду тебя»
И тем, конечно, вдохновляла
На подвиг ратный от себя.
Встал боец, пошел в атаку
Шел открыто – напролом
Шел за милую девчонку,
И за свой родимый дом.
В то время, как он воевал,
Не раз врага атаковал.
Но всегда, как в бой вступал,
Свою девчонку вспоминал.
Он воевал в жару и в холод
Шел путем, где шла война
Видел смерть, познал и голод,
А в сердце с ним была она.
И, наконец, пора настала,
Когда закончилась война
Бойца с радостью встречала
Девчонка, в будущем – жена.
ЛЮБОВЬ
Годы быстро пролетают,
Словно звездочки мелькают.
С ними молодость уходит
И другая жизнь приходит.
Но те чудесные года,
Будут помниться всегда:
Они свели нас, подружили
И любовь в сердца вселили.
И хоть умчались те года,
Любовь осталась навсегда
И каждый раз, когда вдвоем,
Она пылает в нас огнем.
И чувства те не пропадают,
С новой силой возникают:
Волнуют, радуют, ласкают
И в беспамятство вгоняют.
Словами трудно передать,
Какое счастье так страдать.
Но жизнь ведь тем и хороша,
Когда в любви горит душа.
ДВОРОВЫЕ БРАТЬЯ
(Посвящается друзьям детства и их матерям)
Встретились ветераны великой войны
Отметить свой день той победной весны.
Собрались возле дома, где детство прошло,
Где жизнь им дарила уют и тепло.
В этом доме у них было много друзей,
Много счастливых и радостных дней.
Ходили на речку, в парк и кино.
Всегда только вместе – в одиночку никто.
Пролетали года, они подросли.
Стали мечтать о дальнейшем пути.
Но вмешалась в их жизнь большая война,
Преградила им путь и к себе призвала.
Все настроены были идти воевать,
Один за другим стали дом покидать.
Как на праздник спешили, боясь опоздать:
Вдруг без них обойдутся и не будут их брать.
По фильмам судили, что такое война,
И, конечно, не знали, какая она.
Только на фронте, в кромешном бою,
Они ощутили ее наяву.
Их наивный настрой быстро угас.
Всем стало ясно – война не на час.
Долгие годы будет длиться она,
Принесет много горя, страданий и зла.
Каждый пройдет свой путь боевой,
Который ему предначертан судьбой,
Будет сражаться, себя не щадя –
Ничего нет дороже, чем родная земля.
А в доме далеком будут матери ждать,
Слушать сводки по радио, переживать,
Богу молиться, чтоб вернул сыновей,
Без конца о них думать средь бессонных ночей.
Но война есть война – что ей плач матерей,
Костлявой рукой будет брать сыновей
Только часть их вернет обратно домой:
Остальных не отпустит и прикроет землей.
Наступит победа вместе с майской весной,
Заслонит те невзгоды, что пришли в дом с войной.
Будут радость и слезы, встречи близких людей.
Возродится вновь время без тревожных ночей.
Но ничто не утешит скорбь и боль матерей,
Потерявших в войну дорогих сыновей.
До конца своих дней они будут их ждать,
Верить в их возвращение, переживать.
Пройдет много лет с той победной весны,
Поседеют, состарятся ветераны войны.
Но по-прежнему к дому приходят они,
Чтобы вспомнить о прошлом в те далекие дни.
РАДИО «ШАНСОН»
Среди потока многих волн
Любовью славится «Шансон»
Он, как яркая звезда,
Выделяется всегда.
Когда слушаешь «Шансон»,
Забываешь обо всем.
И вспоминаешь словно сон –
Свой двор, друзей и патефон.
Тогда, в далекие года,
Когда не шла еще война,
Ребята с нашего двора
Развлекались иногда.
Происходило это днем
Заводили патефон.
Пели песни, танцевали,
Чечетку били и плясали.
А когда пришла война,
Другая музыка была –
Звучали выстрелы и взрывы,
Свистели пули, бомбы выли.
Но в голове всегда звучала –
Музыка, что во дворе играла.
Она морально вдохновляла
И к победе призывала.
Когда закончилась война,
Вновь эта музыка всплыла.
Она в «Шансоне» заиграла
И для всех подарком стала.
Однажды, будто дивный сон,
Я слушал музыку «Шансон».
Взял в руки правнука, прижал
И вдвоем с ним танцевал.
А «Шансон» не умолкал
И по-прежнему играл,
Вселяя в душу свой настрой –
Радость, счастье и покой.
Дерзай «Шансон», преуспевай,
Своей игрой всех развлекай.
Твоя чудесная волна
Народу нашему нужна.
08.07.2009 г.
ДЕРЕВУШКА
(Посвящается семье Прокофьевых)
Под Подольском, невдалеке,
Стоит деревушка на бугре.
Вокруг нее – холмы, леса,
А внизу бежит река.
Избы в два ряда стоят,
Нежно окнами глядят.
За ними скотные дворы,
Огороды и сады.
Весной и летом красота:
Плывут по небу облака,
Солнце землю согревает,
Все цветет, благоухает.
Жизнь начинается с утра
По сигналу петуха.
Мычат коровы, кони ржут,
Птицы песенки поют.
Хозяйки первыми встают –
Доят коров, корма дают,
Открывают ворота,
Скотину гонят со двора.
Пастушок в рожок играет –
Ту скотину собирает.
Гонит стадо на луга –
Туда, где сочная трава.
В избах трубы задымили –
Хозяйки печи растопили.
Еду готовят, хлеб пекут,
Всех своих к столу зовут.
Садятся строго, как всегда,
На закрепленные места.
И из общего горшка
В ложках тянется еда.
А потом все на поля,
Там у каждого дела;
Пашут, сеют, поливают,
Навозом землю удобряют.
Целый день кипит работа
И у всех одна забота –
Чтоб зимой была еда
Для семьи и для скота.
А как смеркаться начинает –
Работа всюду затихает.
К избам тянется народ,
Возвращается и скот.
И жизнь другая наступает:
Молодежь вовсю гуляет.
Ходит стаей взад – вперед,
Частушки разные поет.
Наконец, все замирает
И деревня засыпает.
Отдыхает до утра –
До сигнала петуха.
В той деревне жил Егор,
Любил природу и простор,
Добрым был, всех уважал,
Сельсоветом управлял.
У него была семья –
Детей полдюжины, жена.
Всех любил, не обижал,
Кормил, поил и обучал.
В своем хозяйстве преуспел.
Все, что надо, он имел –
Фруктовый сад и огород,
Птицу разную и скот.
Помимо этого всего,
Он рыбачил хорошо.
И каждый раз, когда ловил,
Много рыбы приносил.
Итак, спокойно, не спеша,
Проходили дни, года,
Ребятишки подрастали,
Старшие работать стали.
Но внезапно, как гроза,
Налетела вдруг война.
Деревня сразу опустела,
Покрылась мраком, онемела.
В каждый дом она вошла,
Много горя принесла.
Плач и стон вокруг стояли,
Всегда кого-то поминали.
И дом Егора пострадал:
Двух парней он потерял.
Они теперь лежат вдали
Вместе с жертвами войны.
Уходит в прошлое война,
Но будет помниться всегда;
Могилы братские, кресты –
Ее кровавые следы.
МОСКОВСКИЕ “СПЕЦЫ”
(Посвящается выпускникам 2-й Московской спецартшколы)
Прошло много лет, а как будто вчера,
В здании этом спецшкола была.
А нас, мальчишек, называли “спецы”.
Нам было приятно, мы были горды.
В Москве таких школ всего было пять.
Не каждый желающий мог в них попасть:
Отбирали туда только крепких парней,
В основном из рабочих и бедных семей.
Для учащихся школ спецформу ввели,
С чувством достоинства ее носили “спецы”.
В ней стали взрослее и строже к себе,
Проявляли ответственность во всем и везде.
В этой форме “спецы” повсюду бывали:
В школу ходили, на парадах шагали.
Командирам при встрече честь отдавали,
А, увидев девчат, бравый вид принимали.
По особым программам обучались тогда:
Кроме общих предметов, спецподготовка была.
В нас вселяли дух братства, любовь к отчизне своей
И готовность к защите ее рубежей.
В сорок первом году всех постигла беда:
На советской земле разразилась война.
Враг внезапно напал, вторгся в нашу страну
И нацелил удар на столицу – Москву.
В то далекое время каждый был патриот
И готов был сражаться за страну и народ.
Вступал в ополчение, шел воевать,
Чтоб родную столицу врагу не отдать.
Не остались в долгу и мальчишки-“спецы”:
Они рыли траншеи и глубокие рвы,
На крышах дежурили, охраняли склады,
Разгружали вагоны, что с востока пришли.
Они были готовы ополченцами стать
И вместе со всеми Москву защищать.
Но сверху решили – “спецов” всех собрать,
Отправить в Сибирь и там обучать
.
Большое значение нам придавала страна:
Как на будущих командиров смотрела она.
И там, на востоке, вдали от Москвы
С достойным упорством учились “спецы”.
Помимо учебы, работали в шахтах,
Урожай собирали на колхозных полях,
Встречались с рабочими на предприятиях,
Выступали с концертами в госпиталях.
В нерабочие дни выходили на улицы
Впереди шел оркестр, пели песни “спецы”,
Отвлекая народ от тягостей жизни,
От горестных мыслей в годы войны.
За недолгое время, что спецшкола была,
Многих мальчишек воспитала она.
По-разному у них сложилась судьба,
Особенно в годы, когда гремела война.
Первыми в бой вступили “спецы”,
Окончившие школу еще до войны.
Некоторые воевали с первых дней до конца
И прошли путь от взводного до командира полка.
Следом за ними отправлялись “спецы”,
Окончившие школу в годы войны.
На разных фронтах сражались они,
Выполняя свой долг по защите страны.
“Спецы” воевали под Москвой, в Сталинграде,
На Курской дуге, на Днепре, в Ленинграде,
Освобождали Варшаву, Прагу, Белград,
Брали Вену, Будапешт, Берлин и Рейхстаг.
Находясь на фронтах великой войны,
Мужество и героизм проявляли они.
Ратный их подвиг хранят стела-плита
И столица России – дорогая Москва.
Тяжело нам досталась победа тогда:
Многих “спецов” не вернула война.
Они насмерть стояли, себя не щадя,
Отдав свои жизни, чтоб Россия жила.
В память о них есть в музее стена,
Где на мраморных плитах их имена.
С этих плит они “смотрят” в наши глаза,
И, пока мы живём, они с нами всегда.
Много лет пролетело с той далекой поры,
Сединою покрылись ветераны-“спецы”.
Но, как в юные годы, они приходят сюда,
Чтобы вспомнить спецшколу и себя, как “спеца”!
МЕЧТА “СПЕЦА”
“Спец” – мальчишка боевой, смышленый,
В Красную Армию с детства влюбленный,
Мечтавший в будущем командиром стать
И отчизну свою от врагов защищать.
Ради этой мечты в спецартшколу пошел,
Первоначальные навыки в ней приобрел,
Там впервые военную форму надел,
Привык к дисциплине, окреп, повзрослел.
Потом в артучилище подготовку прошел,
Навыки школьные до совершенства довел,
Научился, как надо, с врагом воевать,
Стрелять из орудий, огнем управлять.
Сбылась мечта – он командир,
Надел на себя офицерский мундир.
И так как в то время гремела война,
Его дальнейшую службу определила она.
Находясь на фронте, он в каждом бою
Всегда шел с пехотой в едином строю.
Взаимодействовал с ней, выручал, помогал.
А во время атаки огнем прикрывал.
Были моменты, когда враг наседал,
Подходил очень близко и его окружал.
В такой обстановке он насмерть стоял
И огонь батареи на себя вызывал.
Не раз приходилось против танков стоять,
Наводкой прямой из орудий стрелять.
Решалась судьба – кто быстрей, кто кого,
Только мужество, выдержка выручали его.
В разных ситуациях “спец” воевал,
Умелым командиром себя показал
Сражался достойно, все сделал, что смог,
Был верен присяге, свой выполнил долг.
МОЕЙ ГАЛКЕ
(Посвящается моей любимой жене)
Пусть тебе вспомнятся дни нашей юности,
Школа в Зачатьевском, класс седьмой “А”,
И как педагоги за невинные шалости
К тебе отправляли с “галерки” меня.
Наказания те доставляли мне радости.
Я мечтал посидеть с тобой иногда.
И хотя продолжал делать мелкие пакости,
Но только другим: тебе – никогда.
Ты считалась тогда ученицей прилежной,
Вела себя скромно, помогала другим,
Не зазнавалась, была осторожной,
Особо со мной, хулиганом таким.
После класса седьмого с тобою расстались.
Каждый дальше пошел дорогой своей.
С началом войны судьбы враз поменялись:
Все, что делали мы, было связано с ней.
По двенадцать часов у станка ты стояла,
Чем могла, помогала фронту тогда.
Только после войны вновь учиться ты стала
И достигла всего, что хотела сама.
Ну, а я себе выбрал службу военную.
Стал офицером и ушел воевать.
Там во сне я увидел свою незабвенную
И решил, что мне надо тебя отыскать.
Спустя восемь лет, как расстались с тобою,
Я пришел к тебе в дом не случайно, не вдруг
С той поры ты находишься рядом со мною,
Вместе с нами всегда сын, невестка и внук.
ВОЛШЕБНЫЙ СОН
(Посвящается моей жене)
Как-то ночью на войне,
Ты приснилась мне во сне.
Удивился я тогда:
Это что-то неспроста.
Вроде не было в тебе
Благосклонности ко мне.
И не может просто так
До меня дойти сей знак.
Долго думал и гадал,
Снова сон тот вспоминал.
Нет сомнений, это ты,
Чтоб мне с места не сойти!
Знать Всевышний что-то знал,
Коль во сне мне прошептал:
“Не мотайся, не ищи
Лучше девки не найти”.
Вновь задумался тогда,
Девка, право, хороша:
Стройная, красивая,
Скромная и милая.
И, раз Всевышний за тебя,
Значит, ты моя судьба.
Но как быть, идет война,
Под угрозой жизнь моя.
И вдруг снова свысока
Донесся голос до меня:
“Успокойся, не скули,
Буду рядом я идти.
От ранений, порчи, зла
Буду охранять тебя.
Только, чур, после войны
К своей суженой зайди”.
Вскоре кончилась война,
Вспомнил я про те слова.
Стал гадать, куда пойти,
Чтоб тебя быстрей найти.
Мне повезло, не ожидал:
Случайно адрес твой узнал.
Пришёл к тебе, где ты жила,
И там остался навсегда.
Прошло с тех пор немало лет,
Как вместе видим белый свет.
Вокруг товарищи, друзья
И наша милая семья.
Надежным оказался брак
Без ссор, упреков и без драк.
Прав был Всевышний, когда он,
Мне показал волшебный сон.
В ПАМЯТЬ О ГАЛКЕ
Годы жизни пролетели –
Словно песенку пропели.
Рядом ты была всегда
И вдруг исчезла в никуда.
Теперь я маюсь и страдаю,
Облик твой лишь вспоминаю.
И прошедшие года,
Что со мною провела.
А началось все на войне,
Когда приснилась ты во сне.
Я стал искать тебя, нашел
И домой к тебе пришел.
Потом друг друга полюбили,
Свадьбой это подтвердили.
И, как подарок для меня,
Ты сынишку родила.
Все наши годы мирно жили:
С друзьями время проводили,
Своих родных не забывали
И чем могли им помогали.
Теперь остался без тебя –
Большое горе для меня.
И вдруг опять, как на войне,
Ты явилась мне во сне.
Проснулся, стал тебя искать,
Но ничего не мог понять;
Вроде здесь сейчас была –
И вновь исчезла в никуда.
Хочу поверить в чудеса,
Смотрю невольно в небеса.
Но где? В какие времена?
Смогу услышать вновь тебя?..
У БРАТСКОЙ МОГИЛЫ
Спите воины, братья фронтовые.
Вы сражались достойно в годы боевые,
Вы себя не щадили, насмерть стояли
И земли родные от врага отстояли.
А за стойкость и подвиги, что совершили,
Вас всегда будут помнить люди России.
МИНУТА МОЛЧАНИЯ
Минута молчания словно голос безмолвный,
Который исходит из братских могил,
Зовущий нас помнить подвиг народный
В священной войне против вражеских сил.
ПОТОМКАМ
Пролетают года, мы, конечно, стареем.
Но при виде всех вас мы душой молодеем.
Все, что сделали мы, вы в сердцах сохраните,
И бокал в майский день вы за нас поднимите.
ТОСТ
Друзья мои, братья фронтовые,
Поднимем бокалы за годы боевые;
За годы нашей молодости, огнем подпаленные;
За подвиги славные, в ту пору совершенные;
За наших потомков, за жизнь человечную,
За мир на Земле и за дружбу вечную!
БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
Прошла Великая война,
Но будет помниться всегда
То невозможно позабыть,
Что пришлось всем пережить.
Четыре года шла война
Она много жизней унесла,
Но каждый шел на ту войну,
Чтоб отстоять свою страну.
Бойцы достойно воевали,
Силу воли проявляли,
Бились там за каждый холм,
За площадь, улицу и дом.
Они как щит везде стояли,
Все атаки отбивали,
Своей жизнью рисковали,
Но позиции держали.
Среди них герои были,
Себя в жертву приносили.
Собою танки подрывали
И амбразуры закрывали.
Вот так бойцы в ней воевали
И жизнь России отстояли.
А чтоб их помнили, не забывали;
Всех в Бессмертный полк вписали.
И теперь, как День Победы наступает.
Этот полк повсюду выступает.
В нем потомки воинов идут.
Портреты прадедов несут.
БОЛГАРИЯ
Болгария чудесная страна
Но жизнь ее тяжелая была
Пять веков промучилась она:
Под турецким игом пробыла.
Она мечтала волю получить
И жизнь по-своему прожить
Но чтоб ее осуществить,
Сил не хватило иго сбить.
Поэтому надеялась на то,
Что кто-то выручит ее.
Помощь эта к ней пришла –
Ей Россия помогла.
Свершилось это в те года,
Когда в Балканах шла война
И там российские войска
Изгнали турок навсегда.
С тех пор прошло немало лет,
Как того ига больше нет
И жизнь в Болгарии пошла,
Как ей задумана была.
Но даже в эти времена
Жизнь беспокойная была
Особенно в те мрачные года,
Когда фашизм был у руля.
Тогда себя по-наглому вела
Нацистская немецкая страна
Она внезапно нападала,
Своих соседей покоряла.
Везде свои войска вводила
И свой порядок наводила
По пакту, заключенному тогда,
Их и в Болгарию ввела.
После этого она решила,
Что всесильна, непобедима.
Внезапно на СССР напала
И нагло продвигаться стала.
Но все битвы проиграла
И повсюду отступала.
Причины лишь в боях познала,
Когда дух русский осознала.
И как в прошлые века –
Опять российские войска,
Когда в Болгарию вошли,
Избавить от фашизма помогли.
Теперь Болгария живет
Как решает сам народ
И чтит российские войска,
Освободившие от ига и от зла.
НЕМНОГО О СЕБЕ
Родился, вырос я в Москве,
В уютном маленьком дворе.
Там, где Садовое кольцо,
Площадь Крымская, метро.
Семья считалась небольшой –
Мама, я и братик мой.
Дедов своих, да и отца,
Не знал, не видел никогда.
У мамы были брат, сестра,
Но дружбу с ними не вела.
Лишь я один к ним приходил:
С сыном тетушки дружил.
И только бабушка моя
К нам приходила иногда.
Придет, чего-то принесет,
А то и в церковь заберет.
Конечно, были и друзья –
Ребята с нашего двора.
Я с ними время проводил,
На речку, в парк, в кино ходил.
Играли мы тогда во все,
Что в детстве было нам дано:
В футбол и прятки, в домино,
В карты, шахматы, лото.
Но главная для нас была –
Наивная в войну игра.
В ней проводили вечера.
Нередко, даже допоздна.
Родители друзей – отцы
Мне помогали, чем могли.
Один с собою в баню брал,
С другим за город выезжал.
А третий приглашал меня
Пилить и складывать дрова.
За это денежку давал
И так к труду он приучал.
Все жили дружно, хорошо.
Мне в этом очень повезло.
Двор, как единая семья,
Всем помогал и был судья.
Но годы быстро пролетали.
Друзья и я другими стали.
Детство в прошлое ушло,
Не вернуть теперь его.
Другие взгляды и мечты
Тревожить стали нам умы.
Каждый думал лишь о том,
Каким он должен быть потом.
Мечта была и у меня
Стать командиром думал я.
Чтоб земли наши защищать
От тех, кто хочет их отнять.
Для исполнения мечты
Решил в артшколу я пойти.
Там жизнь по-новому пошла
Среди ребят таких, как я.
Но через год война пришла
И всем дорогу перешла.
Кого-то сразу призвала,
Других позднее забрала.
Война коснулась и “спецов”
(Так звали наших молодцов).
В Сибирь отправили ребят,
Чтоб продолжать их обучать.
И там, в районном городке,
На незнакомой нам земле,
Вдали от дома и Москвы,
Учились мальчики – «спецы».
Учили нас в те времена
Прекрасные учителя.
Их интеллект и простота
Примером стали для меня.
Артшкола много нам дала,
Она как мать для нас была:
Растила всех и обучала,
К армейской жизни приучала.
Теперь все это позади.
А что же ждет нас впереди?
Училище, потом война
И каждого его судьба.
В училище мы курс прошли
Все то, что нужно для войны.
Нас научили, как стрелять,
Огонь вести, им управлять.
Исполнилась моя мечта:
Я командиром стал тогда.
И так как шла еще война,
На фронт направили меня.
А на войне, как на войне,
Что видел я, не снилось мне.
И только тот, кто воевал,
Меня поймет, что я познал.
Прошел я там дорог немало
От Сандомира до Карлсбада.
Сначала Польшу вызволял,
Потом Берлин и Прагу брал.
Везде, как правило, пешком,
Бывало вплавь или ползком.
Шел в непогоду и ночами,
По бездорожью и лесами.
Всегда с пехотою вдвоем
Прокладывал ей путь огнем.
Поддерживал и выручал,
Как брат сестренке помогал.
На всем пути бои гремели,
Осколки, пули близ летели.
А с ними вместе смерть витала
И сверху жертвы выбирала.
Но каждый продолжал идти,
Чтоб мир от варваров спасти.
И так до самого конца,
Пока гремела та война.
И, наконец, настал тот час,
Который памятен для нас.
Бойцов поздравила Москва.
Победа! Кончилась война!
От радости, когда узнали,
Из автоматов вверх стреляли,
“Ура” кричали, руки жали,
Всю ночь ракеты запускали.
В то время, как я воевал,
Молод был и жизнь не знал.
Но шел, как все на ту войну,
Чтоб отстоять свою страну.
Словами трудно передать,
Что пришлось там испытать.
Но с чем столкнулся на войне,
Навек осталось все во мне.
СТИХИ ПОСВЯЩЕННЫЕ МОИМ ПОТОМКАМ.
НАКАЗ СЫНУ
Как ты вырос сынок, возмужал
За шестнадцать мальчишеских лет
Ростом папу почти что догнал
По-иному смотреть стал на свет.
И сегодня в рождения час,
Когда все поздравляют тебя,
Ты послушай отцовский наказ,
И используй его для себя.
Чтобы жить, надо жизнь полюбить,
И уметь разбираться во всем,
Научиться полезным в ней быть,
Меньше думать о частном, своем.
В жизни будь веселей и скромней,
Справедливым и чутким всегда.
Коллектива держись, будь добрей.
Все вопросы решай не спеша.
Всех, кто старше тебя, почитай,
Уважай работящий народ,
Из друзей лишь того выбирай,
Кто в беде от тебя не уйдет.
Если сердце подругу найдет,
Будь ей верным, всегда береги,
Не женись, если ревность придет
И тогда, когда нету любви.
Верным будь и люби свой народ,
Только с ним ты достигнешь всего.
Если Родина-мать позовет,
Встань в рядах на защиту её.
Будь настойчивым в цели своей,
Если взялся за что, не бросай,
Лень, апатию – все одолей,
Но к намеченной цели дерзай.
Начинаются юные дни –
Золотая пора для тебя.
Пусть счастливыми будут пути,
По которым направит судьба.
24.02.1967 года
ВНУКУ В ДЕНЬ СВАДЬБЫ
Уходят в прошлое года,
Когда гремела та война.
Там деды ваши воевали,
Свою отчизну защищали.
Тогда мы были молодыми,
Любви не знали, мало жили.
И хоть под пулями шагали,
Всегда о будущем мечтали.
Потом окончилась война
И жизнь по-новому пошла.
А как домой мы возвратились –
Нашли любовь и поженились.
Конечно, дети появились.
Затем и внуки народились.
У нас родился внук Роман,
Подвижный, крепкий мальчуган.
Деды, бабки рады были.
Его лелеяли, растили –
Он вырос и мужчиной стал,
Но о женитьбе не мечтал.
Всех беспокойство одолело.
Но разве можно так – не дело!
И, как в народе говорится:
«Пора бы мальчику жениться».
Задумался тогда Роман,
А в голове сплошной туман.
Девчонок много, но нет той,
Чтоб полюбить ее душой.
И вдруг Всевышний свысока
Подсказал ему тогда:
«Мир теперь совсем иной –
Интернет поможет твой».
Он вошел в тот Интернет
И, наконец, нашел ответ.
Оказалось, что судьба,
Его в Иванове ждала.
Вскоре встреча состоялась,
Потом и дружба завязалась.
Осуществилась и мечта:
Кого искал – была она.
И вот теперь они вдвоем
Сидят за свадебным столом.
Их имена: Роман, Людмила,
Звучат, как в сказке, очень мило.
Их поздравляю от души.
Желаю радости, любви.
Чтобы правнуков рожали
И нас – дедов, не забывали.
И как в далекие года,
Когда гремела та война,
Я пью за Вас свои сто грамм,
Чтоб жизнь дарила счастье вам.
31.08.2007 года
ОТЧЕТ ПРАВНУКА МАКАРА
Мне сегодня ровно год
И каждый требует отчет –
Расскажи, как мир познал,
Что в нем особого видал?
Конечно, было нелегко
За год узнать хоть кое-что.
Однако что-то повидал
И интересное узнал.
Когда в утробе еще был,
Свое достоинство укрыл.
И родители тогда
Гадали долго – кто же я.
А потом, когда узнали,
Мужское имя подобрали.
Хоть не родился еще я,
МАКАРОМ нарекли меня.
А как увидел белый свет,
Сразу вскрикнул: «Всем привет!»
И тут такое началось:
Аж все вертелось и тряслось.
Меня тискали, ласкали,
В люльку клали и качали
Все время мыли, обтирали
И, конечно, целовали.
Когда начал подрастать,
Кое-что стал понимать,
Свою волю проявлять
И даже как-то возражать.
Сначала мамочка моя
Кормила молочком меня
И вдруг стала обижать –
В рот пустышку мне совать.
Затем норму сократила:
Другой закуской заменила.
Я не выдержал, кричал,
Свою обиду выражал.
Однако был неправ тогда:
Так жизнь построена сама.
А пустышка с того дня
Подружкой стала для меня.
Чтоб отвлечь меня, занять,
Игрушки стали покупать
Не тряпичные простые,
А со светом, звуковые.
Они мяукали, визжали,
Огнями разными сверкали.
Я их бил, чтоб замолкали,
В ответ те тявкать начинали.
Потом, когда еще подрос,
Меня как будто бес понес:
Стал посуду доставать
И на пол ее бросать.
Мои капризы, суета,
Терзали маму без конца
Она мучилась, страдала,
Потом решилась- «наказала».
В то время мы на даче жили,
Мусор в тачке вывозили.
И вдруг мамочка моя
В тачке повезла меня.
Голова кругом пошла:
Это что-то неспроста
Подумал, что хана пришла,
Раз на помойку повезла.
На пути, где проезжали,
Людей хороших повстречали.
Они смотрели, улыбались,
О чем-то с мамою шептались.
А я задумался тогда:
«Лучше б людям отдала,
А, может быть, и продала,
Чем на помойку повезла».
И слышу, мама говорит:
«Сынок любимый в ней сидит.
Хочу, чтоб видел, где живет,
Природу здешнюю, народ».
А сама вперед везет,
Знать лукавит или врет.
Уже помойка та видна,
Это точно – мне хана.
Когда подъехали, она-
Что-то бросила туда,
Взяла меня, поцеловала,
А потом к себе прижала.
Затем тихонько подняла,
Вновь посмотрела на меня.
Что-то тихо прошептала
И…опускать во что-то стала.
Смотрю – в тачку посадила
И обратно покатила.
Значит, правду говорила,
Что меня всегда любила.
И я мамочку люблю,
Без нее жить не могу,
Каждый день ее встречаю,
Восторгаюсь, обнимаю.
А что до этого сказал,
Наверно в сказке услыхал,
Или во сне то повидал,
А может все не так понял.
Конечно, жить и без отца
Я не смог бы никогда:
Он заботу проявляет
И всегда меня ласкает.
Когда надолго он уходит,
Тем на меня тоску наводит,
Жду его, всегда скучаю,
С большой радостью встречаю.
Своих родных я обожаю,
Увидеть их всегда желаю.
Не всех, конечно, еще знаю,
Но надеюсь, повстречаю.
Чаще всех мне помогают,
Сидят со мною, забавляют,
Души вкладывают свои-
Бабушка и дедушки мои.
В заключение скажу:
«Всех я искренне люблю
Бывайте чаще, приходите
И подарки приносите».
Сегодня год, как я родился
И на этот свет явился.
В честь торжественности дня
Прошу всех выпить за меня.
5 августа 2009 года М А К А Р
Помни, правнучек, меня –
Того, кто очень ждал тебя
И хотел, чтоб жизнь твоя
Всегда безоблачной была.
Твой прадед А. И. Богачкин
МАКАРУ ДВА ГОДА
Уже два года, как живу.
Скажу честно – не тужу.
В доме главный – это я,
И все зависит от меня.
Остальные все «рабы» –
Мама, папа и деды.
И та бабушка родная,
Что говорит не умолкая.
Такова у них судьба –
Растить, воспитывать меня.
Конечно, есть еще дела –
На стороне, а в доме – я.
Они кормят, забавляют,
К играм разным приучают,
Моют, чистят, оберегают,
Сказки дивные читают.
Куда пойду – сопровождают,
Одного не отпускают,
Службу бдительно несут:
Если визгну – все бегут.
Но бывает иногда –
Вывожу их из себя.
Тогда вольность допускают –
Тем присягу нарушают.
Однажды престарелый дед
Решил нарушить свой обет:
Держал меня, не отпускал,
Стоять на месте заставлял.
Тогда я силу применил –
Его зубами укусил.
Понял дед – шутить нельзя,
Сразу отпустил меня!
Дед ничего мне не сказал.
Не пожурил, не поругал.
Но этим самым дал понять –
Нельзя так больше поступать.
Своим нутром я понимал,
Его особенным считал:
Ведь за меня он воевал,
Мою свободу отстоял.
х х хБудет помниться всегда
И прошедшая весна:
Я в зоопарке побывал,
Зверей живых там повидал.
Видал верблюда – как плюет,
Слониху – как сынка пасет,
Жирафа длинного, козу,
Тигра, льва, волков, лису.
Одни вольготно там гуляли,
Другие в клетках проживали.
До сих пор суть не пойму –
За что сажают там в тюрьму?
А, может быть, и есть за что –
За хулиганство, воровство.
Да я и сам не ожидал,
Как вдруг в историю попал.
Все чудеса происходили,
Где обезьяны дружно жили –
Перед народом выступали,
Рожи корчили, кричали.
А зрители на мостике стояли,
За ними сверху наблюдали.
Что-то вкусное бросали,
От смеха слезы вытирали.
Среди них и я стоял,
Во рту сосочку держал.
Не удержался – закричал,
И…соску эту потерял!
Когда в вольер она упала,
К ней обезьянка подбежала.
Стала с сосочкой играть,
Ее подбрасывать, сосать.
Вдруг другая прибежала –
Соску вырвала, сбежала.
А эта стала догонять,
Свою добычу отнимать.
Борьба за соску продолжалась,
И толпа не унималась.
Всем интересно было знать,
Кому достанется опять.
Все смеялись, а я вопил:
Очень сосочку любил –
Подружкой для меня была,
И вдруг расстались навсегда.
х х хЗа этот год, что пролетел,
Я подрос и повзрослел,
Стал быстрей соображать,
Прыгать, бегать, наблюдать.
Научился понимать,
Свои вопросы задавать.
Не все слова, конечно, знаю,
Но надеюсь, наверстаю.
Сейчас на даче отдыхаю:
В бассейне плаваю, гуляю,
В игры разные играю
И на тачке разъезжаю.
В это время, как всегда,
Летает всюду сатана.
Точнее – дети сатаны –
Мухи, осы, комары.
Они внезапно нападают,
Ползут по телу и кусают.
С ними началась война,
В боях участвует семья.
х х хДва года быстро пролетели,
Словно песенку пропели.
Я стал что-то понимать,
К жизни этой привыкать.
За этот двухгодичный срок
Я получил все то, что мог –
Весь тот объем, что можно взять
И в этом возрасте объять.
Я благодарен всем родным –
Маме, папе и другим
За терпение, их труд
И за созданный уют.
В заключение скажу:
«Всех я искренне люблю,
И хочу чтоб каждый год
Могли бы слушать мой отчет».
05.08.2010 года.
ПРОШЛО ТРИ ГОДА
Прошло три года с того дня,
Как на свет явился я.
Скажу честно, жизнь моя –
Это сказка про меня.
За год, что только пролетел,
Я подрос и повзрослел:
Лучше стал воспринимать,
Говорить и возражать.
Стал здоровье укреплять –
В игры разные играть,
Больше бегать и скакать,
Диету строго соблюдать.
Как и в прошлые года,
Главный в доме – это я.
Остальные все – «рабы»,
Опекать меня должны.
Задача их – быть там, где я
И ждать команду от меня,
Всегда заботу проявлять
И, конечно, охранять.
Их поступки проверял,
Сачковать не разрешал,
Провинившихся терзал –
Бил ногой или кусал.
За достойные дела
Поощрял их иногда –
Себя тискать позволял,
Брать на прогулку разрешал.
Любимая «рабыня» – мама:
Несла службу без обмана.
Всегда во всем мне помогала,
Читать учила, развлекала.
Она рисует хорошо –
То ей природою дано.
Однажды стала проверять –
Смогу ли я так рисовать.
Как экзамен провела:
Лист бумаги мне дала,
Набор красок разложила,
Свою кисточку вручила.
Стал я с кисточкой играть,
В краски разные втыкать,
Вертеть бумагу, малевать,
И что-то там изображать.
Получилось черт-те что,
А говорят: «Все хорошо!»
Шедевром стали называть,
Хотят на выставку отдать
Знатный «раб» и мой отец,
Во всех делах он молодец:
На компьютере играет –
Свою деньгу там зашибает.
Нам та выручка нужна:
Без нее семье хана.
Надеюсь, как я подрасту,
К нему в помощники пойду.
Этот год особым был:
Впервые паспорт получил,
Потом небо покорил,
И заграницу посетил.
В июне в Турцию летал –
Полет свой первый совершал
Меня торжественно встречали:
«Москва, Москва» везде кричали.
Затем в автобус посадили
И по дорогам прокатили,
В отель хороший поселили,
Особый номер предложили.
Вокруг отеля все цвело,
Светило солнце и пекло,
С моря волны набегали,
Всюду берег омывали.
Я очень море полюбил
Каждый день к нему ходил.
Купался, плавал, загорал,
Прыгал, брызгал и кричал.
«Рабы» со мной, конечно, были,
Ни на шаг не отходили.
Всегда держали, помогали,
Одного не отпускали.
Время быстро пролетело –
Словно песенку пропело.
Пришлось покинуть ту страну
И вернуться вновь в Москву.
Но недолго в ней пробыли:
На дачу сразу укатили.
Там свой отдых продолжал,
В бассейне плавал, загорал.
Так прошел мой третий год.
Установил в нем свой рекорд –
Летал, на море побывал
И много нового познал.
05.08.2011 года.
ЧЕТЫРЕ ГОДА ПРОЛЕТЕЛИ
Я думал, что четвертый год
По той же тропочке пройдет.
Но оказалось все не так:
В семье случился кавардак.
«Рабы», чтоб волю обрести,
Решили новшество ввести –
Меня в детсад определили
И обо мне совсем забыли.
Лишь вечерами забирали,
А по утрам вновь отправляли.
И только в выходные дни
Давал понять, кто есть они.
«Рабы» настолько распустились,
Что однажды даже смылись –
В страны разные летали
И втихаря там отдыхали.
Пример всем прадед показал:
Он в Болгарию смотал.
Потом дед с бабкою пропали:
На остров Крит они сбежали.
И, наконец, отец и мать
Таиланд решили взять.
Что они там потеряли?
Почему меня не взяли?
Случилось это неспроста
Все устали от меня,
Им надоело быть «рабами»
И хоть на время, но сбежали.
Однако власть я не терял
И в руках своих держал.
А за проступки пожурил
И, конечно, всех простил.
В то время как все исчезали,
Я находился в детском саде,
К жизни новой привыкал,
Своих собратьев изучал.
И между ними, как всегда,
Шла незаметная борьба:
Каждый властвовать хотел
И возражений не терпел.
Один из них ко мне пристал,
Толкаться начал и кричал,
Стал игрушки отбирать
И в одиночестве играть.
Сначала я его терпел
Потом не выдержал, огрел.
Он удивился, отлетел
И больше трогать не посмел.
Так незаметно, втихаря,
Власть ко мне вся перешла.
И, конечно, как вожак,
Я вел себя и так и сяк.
А может было все не так –
Вообразил, что я вожак?
Каждый, кто в детсад ходил,
Не сразу нрав свой проявил.
Все вначале привыкали,
Пути к сближению искали.
Лишь два месяца спустя
Они там стали, как друзья.
Жизнь наладилась, пошла,
Счастье, радость принесла.
Вместе стали там гулять,
В игры разные играть.
И в семье все рады были,
Что этим «рабство» ущемили.
Стали волю проявлять,
Себя свободнее держать.
Мой дед на Кубе побывал,
Вопросы важные решал,
А прадед вдруг в Берлин смотал,
Чтоб вспомнить, где он воевал.
Наконец пришла весна,
А с ней чудесная пора.
Семья на дачу укатила
И там свой отдых проводила.
С переездом власть моя
Вновь возвысила меня
«Рабы» навытяжку стояли,
Мою команду ожидали.
А я ходил и наблюдал –
Кто и как себя держал.
За непорядок, хоть какой,
Наказывал и бил ногой.
Однажды прадед вдруг спросил:
«За что ногой меня ты бил ?»
А я брякнул сгоряча:
«Так велит моя душа !»
Потом я долго горевал –
Свой поступок осуждал.
И сделал вывод для себя –
Так вести себя нельзя.
Конечно, некоторые «рабы»
Выход свой и здесь нашли:
На два дня лишь приезжали,
Затем снова исчезали.
И лишь одна «рабыня» – мама,
Меня все время забавляла.
За этот труд ее ценил,
Хотя, случалось, изводил.
Так прошел четвертый год.
Я сделал важный шаг вперед –
Впервые влился в коллектив
И вошел в его актив.
МНЕ ПЯТЬ ЛЕТ
Мне исполнилось пять лет,
Как вижу я и жизнь, и свет
И с каждым годом, что живу,
Все больше мир я познаю
За этот год, что пролетел,
Подрос, конечно, поумнел
Стал я лучше говорить,
Понимать всех и шутить.
Сейчас на даче отдыхаю,
Свое здоровье укрепляю.
Вокруг везде стоят леса,
Воздух чистый красота.
Себя ни в чем не ущемляю
Везде бегаю, скакаю.
В игры разные играю,
В бассейне плаваю, ныряю.
Как и в прошлые года,
«Рабы» мои при мне всегда.
Меня любят, опекают,
В лес берут, со мной гуляют.
Если сплю – все замолкают,
Порядок должный соблюдают.
А когда я вновь встаю,
То голос громкий подаю.
И все «рабы» ко мне бегут –
От меня команду ждут.
Я конечно, их встречаю,
Восторг и радость выражаю.
Вот так чудесно, не спеша,
Проходит летняя пора.
И каждый день моя душа
В ней рассветает как заря.
ххх
За этот год, что пролетел,
Увидеть многое сумел.
Но будут помниться всегда –
В честь Дня Победы торжества.
В этот день, уже с утра,
Встала на ноги Москва.
Играла музыка, прошел парад,
По – своему был каждый рад.
Поэтому отец и мать
Вышли так же погулять,
А чтобы там им не скучать,
С собой меня решили взять.
Мы в парке Горького гуляли
И там прадеда встречали.
В парадной форме он пришел
Увидев нас, к нам подошел.
И тут такое началось –
Поверить трудно, но пришлось:
Его повсюду поздравляли,
Цветы дарили, целовали.
Стояла очередь к нему
Подходили по одному.
И каждый раз, кто подходил,
Он руку жал, благодарил.
Потом, когда домой пришли,
Цветов охапки принесли.
И прадед стал их раздавать –
Друзей, соседей поздравлять.
Вот так закончился тот день.
В душе оставил свою тень.
И понял я, что прадед мой,
Стал поистине «святой»
ххх
Не забыть мне никогда,
Как отдыхал в Египте я.
Туда с родителями летал,
Купался в море, загорал.
Поездка чудная была:
Счастье, радость принесла.
До сих пор она во мне,
И даже видится во сне.
Вот так прошел мой пятый год.
О чем составил свой отчет.
Прошу «рабов» всех прочитать,
Утвердить и подписать.
5.08.2013
МОЙ ПЕРВЫЙ ГОД (посвящается родственнице Лизе)
Мне сегодня ровно год –
Хочу представить свой отчет.
О том, как вижу белый свет,
Что в нем понравилось, что нет.
С первых дней спала, лежала
И только сосочку сосала.
Потом сидела и вставала,
Затем пошла и бегать стала.
Ко всем вначале привыкала,
По голосам их узнавала.
Своих улыбкою встречала,
А незнакомых отвергала.
По утрам, когда вставала,
Я всегда почти молчала;
Мне интересно было знать,
Какая бабка будет брать.
Чтоб не делать под себя,
Я кричала : «А…А…А».
А кто меня тогда держал,
Эту букву повторял.
Есть у нас собака Лана,
Она служит без обмана.
Лижет, лапой обнимает,
От чужих оберегает.
А кошка Фиса – озорница
Она мне даже ночью снится.
Когда ее за хвост хватаю,
Всегда подвоха ожидаю.
Родителей я обожаю,
Без них тягостно, скучаю.
Жду всегда, переживаю
И с восторгом их встречаю.
Но мама часто уезжает,
Кого-то там она снимает,
А папа крутит по Москве –
Один лишь бизнес на уме.
Меня все время удивляет:
Куда семья днем пропадает?
Лишь прабабушка моя
Со мной находится всегда.
А где бабушки другие?
Почему меня забыли?
Видно это неспроста,
Коль смываются с утра.
Прадед тоже удирает –
Лишь вечерами здесь бывает.
И только тетушка моя
Находит время для меня.
На Украине есть родные
И даже очень дорогие.
Дед и бабка там живут
Приветы мне оттуда шлют.
Летом раз у них была –
Мне понравилось тогда.
Надеюсь вновь там побывать,
Если будут приглашать.
Есть еще в Москве родня –
С ней встречаюсь иногда.
Обычно в праздники приходят,
Бывает, просто так заходят.
Вот этот престарелый дед,
Что от меня вам шлет привет,
Только раз к нам заглянул –
И тут же сразу улизнул.
А та, прабабушка седая,
Что говорит не умолкая,
Тоже редко навещает,
Но, Слава Богу, что бывает.
В заключение скажу:
Я вас искренне люблю.
Бывайте чаще, приходите
И подарки приносите.
На этом подведу черту –
Ни слова больше не скажу.
Не обижайтесь, если я
Кого-то здесь не назвала.
Подпись: Елизавета III
А я, как автор, поздравляю.
Здоровья , счастья ей желаю,
Хочу, чтоб долгой жизнь была
И вспоминала про меня.
05.08.2012 года.
КОТ ФРЕДИ
Этот кот меня любил,
Спал на мне, но не будил.
А по утрам всегда встречал,
Мяукал и за мной бежал.
В благодарность, что кормил,
Он подарки мне дарил:
По ночам мышей ловил
И клал их там, где я ходил.